Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг Жамилят почувствовала смертельную усталость.
Уснула, едва голова коснулась подушки.
А ВЕСНА ИДЕТ...
1На исходе февраль. Но уже чувствуется дыхание весны. Оно еще тихое, робкое, это дыхание. Зима не хочет уступать свои права. Случается, подует ветер, полетят на землю крупные хлопья снега, вновь побелеет там, где еще вчера солнце иссосало снег. Нет, не хочет уходить зима. Судорожно цепляется за балки и низины, а по ночам будто тяжело дышит ледяными легкими.
Зима и весна. Они точно два борца: то один берет верх, то другой, ставят друг другу подножки. И все же иной раз в марте, иной раз в начале апреля весна кладет наконец зиму на обе лопатки.
А в этом году весна ранняя и по всем приметам должна победить в марте.
Три недели подряд Жамилят не была дома в Нальчике — с утра до вечера в бегах по полям и фермам. И корма теперь есть, но падеж все же начался, хотя ослабевшим животным делали и болтушку из кукурузной муки, и поили чесночным тузлуком[18], изолировали больной скот от остального поголовья.
Но какие обильные корма, какая забота остановят падеж, если ползимы скотина ела вприглядку? И вот теперь хилая часть ее вымирает. Решили, пока не поздно, забивать слабых животных, чтобы не пропадало мясо. По крайней мере, его можно продать на рынке и купить молодняк. Таким путем, думала Жамилят, можно восстановить хотя бы половину павшего поголовья.
Изболелась душа о детях. Как они там? В среду она наконец вырвалась в Нальчик. Дверь отворила Нажабат.
— А где Ахмат? — с тревогой спросила Жамилят, еще не раздеваясь. — Уже девятый час, темно на дворе, а его нет.
— Бывает, совсем поздно приходит.
— Как поздно? — обеспокоилась мать, снимая туфли, на которые налипли комья грязи. — В котором часу?
— Однажды в половине двенадцатого пришел.
По голосу дочери Жамилят решила, что позднее появление сына в доме стало для Нажабат привычным.
— Где же он пропадает так подолгу?
Нажабат пожала плечами и неуверенно произнесла:
— Наверное, в радиоклубе.
— Почему — наверное? Значит, он часто задерживается по вечерам? Ну, а ты?.. Почему ты не поинтересуешься, где он бывает?
— Я спрашивала, но он молчит.
— Вы что, поссорились? Да, да, я вижу по твоим глазам, поссорились. Что тут у вас происходит?
— Ничего особенного...
— Я по голосу чувствую, ты что-то скрываешь.
Нажабат не нашлась что ответить.
Жамилят чувствовала: между сыном и дочерью вспыхнула ссора. Но по какому поводу? Из-за чего? Прежде они очень дружили.
— Расскажи обо всем откровенно, да, да, откровенно, иначе я не сяду за стол и не притронусь к ужину.
— Нет, мам, садись поешь... Я не хотела тебя расстраивать, — потупившись, призналась Нажабат. — Но если ты настаиваешь... — Они сели за стол. — Если настаиваешь, я скажу. У Ахмата появилась девушка. Тоже из десятого класса. Ну, понимаешь, они вместе ходят в кино... Дружат... Ты за ним ничего не замечала в последнее время?
— А что именно?
— Странностей. Он стал каким-то странным. Молчаливым.
— Странным? Но почему?
— Мне кажется, как это ни банально, он влюблен, — вздохнула Нажабат.
— Возможно. Ведь ему шестнадцать, — задумчиво проговорила Жамилят и подумала, что нет ничего особенного в том, если Ахмат дружит с одноклассницей. Эта юношеская привязанность еще не означает, что он влюблен по-серьезному. Это пройдет. И сама она в свои шестнадцать лет тоже была немножко влюблена в парня из Большой Поляны. Они вместе учились в Ленинском городке. Его звали Ибрахимом. Встречались в парке, ходили в кино, но никогда не говорили ни о какой любви. Ее сердце так и осталось свободным. До той самой минуты, пока сосед по купе в поезде «Москва — Нальчик» не назвал себя: «Мухаммат». Через год Ибрахим познакомился с другой девушкой, а через некоторое время они поженились.
А Нажабат тоже можно понять: ревнует брата к той девчушке. И, конечно, беспокоится, когда он задерживается...
В половине девятого пришел Ахмат. Как ни в чем не бывало поздоровался с матерью, разделся, и лишь когда заметил суровый взгляд сестры, спросил у нее:
— Успела нажаловаться?
— Она не жаловалась, она правду сказала, — вздохнув, ответила Жамилят. — Ты очень поздно приходишь домой. Где ты сейчас был?
— В радиоклубе.
— А если точнее?
— Мам, ты мне не веришь?
— Я не собираюсь учинять тебе никаких допросов. Но твое поведение — ты поздно приходишь домой, — да, да, такое поведение может вызвать разные подозрения, например, уж не связался ли ты с какой-нибудь дурной компанией...
— Как ты можешь так говорить, мам? — возмутился Ахмат.
— Ладно, оставим этот разговор. Кстати, принеси и покажи свой дневник.
Ахмат вышел в соседнюю комнату, вернулся с дневником и молча протянул матери. Она посмотрела дневник за последние недели: только одна четверка за сочинение, остальные — пятерки. Ахмат стал учиться лучше, чем в прошлой четверти, но на одной из страниц была запись учительницы: «Ваш сын пропустил два учебных дня, его не было во вторник и среду. Справка от врача не представлена».
— Ты болел в эти дни?
— Нет.
— Где же ты был, Ахмат? — строго спросила она.
— Я... Я уже не маленький, мама, и могу отдавать отчет своим поступкам. Но такого отчета тебе я давать не буду. Не потому, что не хочу, а просто потому, что дал слово другим...
— Кому «другим»? Ты со мной не откровенен. Такого не было раньше. Я больше не буду с тобой разговаривать до тех пор, пока ты не объяснишь, где пропадал эти два дня.
Позже, когда легла в кровать, не давали покоя мысли о сыне. Что с ним происходит? Совсем не похож на прежнего, ласкового Ахмата. Возрастные явления? Ломка характера? Может, все-таки нужно было взять его с собой в Большую Поляну? Но ведь там пришлось бы