Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

Он зашагал быстрее, чтобы взглянуть на незнакомца. Поравнявшись с ним, Али бросил как бы невзначай:

— Салам!

Незнакомец повернулся на голос, тоже поздоровался и долго вглядывался, пока не вскрикнул:

— Али!

— Так точно, он самый. Еще раз салам, Ибрахим. Я тот самый Али, с которым ты когда-то пас коров.

Ибрахим шагнул к нему и обнял за плечи:

— Рад тебя видеть. А рука... Где потерял?

— Далеко. На «линии Маннергейма».

— Ясно.

— Я уже слышал о тебе. От Жамилят. Значит, агрономом к нам? А у нас, знаешь ли, агрономы как-то не держатся. При мне трое уехало — в город подались. Разве у нас тут жизнь?..

— Но ведь ты живешь и никуда не едешь.

— Может, и уеду, — вздохнул Али.

— Я уже кое-что слышал.

— Обо мне? А что обо мне слышать? — насторожился Али. — Разве только одно: был председателем, да никому не угодил. Кругом только говорят: Али такой, Али сякой, — начал было он, но Ибрахим положил ему на плечо руку.

— Хватит об этом. Давай о чем-нибудь другом поговорим.

— Зайдем ко мне, я тут рядом теперь живу. Ведь столько лет не виделись, — согласился Али.

Проговорили они в тот вечер дотемна: было что вспомнить, многое успел уже узнать Ибрахим о колхозе, которым прежде руководил Али. Дела в нем шли из рук вон плохо, но, по словам Али, выходило, что сняли его вовсе не за плохое руководство, а потому что у Жамилят есть в Нальчике «рука». Но если колхоз «не потянул» он, Али, то и она «не потянет». Потому что не женское это дело — руководить людьми. Горцы не привыкли, чтобы ими руководила женщина. А если Жамилят и поставили председателем, то лишь по той причине, что хотели доказать всей Балкарии, что и у нас, смотрите, есть женщины — председатели колхозов. А на самом-то деле какой из женщины председатель? Представить только! В первый же вечер, только приехала сюда, да после того еще, как съездила в эту жуткую пургу на Куру-кол, собрала она, видите ли, своих подружек: Аминат, Аслижан разных — и начали они все вместе в правлении полы мыть, стены белить, паутину по углам соскабливать. Народ в правление заглядывает и видит: председательница с тряпкой в руках, босоногая, пол у себя в кабинете моет. Разве после этого кто-нибудь будет по-серьезному относиться к ней и ко всему, что она делает?

Долго говорил Али — обо всем, что накипело в душе. И в конце концов все у него сводилось к одному: не женское это дело — быть председателем.

— Но ведь это Жамилят! — вырвалось у Ибрахима. — Ты забыл, что ли, об этом...

Али усмехнулся:

— Помню, помню... никто не говорит, что она плохая. Хорошая женщина. Добрая. И красивая — ничего не скажешь. Молодая была — от женихов отбоя не было, и все тоже хвалили: умна, работяща, лучшей жены не сыскать.

Али явно намекал на давнишнюю дружбу Ибрахима с Жамилят, когда те еще учились в Ленинском городке, а потом в Москве.

Ибрахим понял его усмешку и сказал:

— Она и сейчас такая же.

— Может, ты из-за нее и приехал сюда?

— Слушай, Али, когда-то мы с тобой были друзьями и понимали друг друга с полуслова. Много воды с тех пор утекло, но я верю, что ты по-прежнему хороший парень. Не черни Жамилят. Подумай лучше о себе, о своей дальнейшей жизни. Мой тебе совет, а если нужно будет... и поддержка.

Выпить ради встречи Ибрахим отказался, сославшись на нездоровье, и, сухо попрощавшись, ушел, оставив Али в глубоком раздумье одного за столом.

6

Недаром в балкарской пословице говорится: бугорок, насыпанный кротом, арбу опрокинуть может. Жамилят вспомнила эту пословицу, когда Харун, явившись как-то в полдень из райкома, упавшим голосом сказал: колхоз в четвертом квартале прошлого года не выполнил плана по заготовке мяса, и вот теперь райком требует, чтобы они рассчитались с государством. Кроме того, им предстоит выполнить план по мясу и за первый квартал нынешнего года.

Жамилят не поверила своим ушам. Сдать так много мяса! Сразу! Но где его взять? Кто дал такое указание? От кого оно исходит? Она и знать не знала, что у колхоза такая задолженность.

Почесывая большим заскорузлым пальцем белесоватый шрам на нижней губе, Харун растерянно говорил:

— Думаю, это указание Гитчеева. Наверняка его.

— Но ведь мы совсем недавно ездили с ним по фермам, и он сам видел, да, да, видел, сдавать нам нечего!..

В голове не укладывалось все, о чем сообщил Харун. Прошлой осенью скот был упитанным, можно было с успехом выполнить план. Не выполнили. Почему? А сейчас скотина худая... И вот придется сдавать истощенный скот за бесценок. А что же останется в колхозе? Пустые фермы?. Но почему, почему скот не сдавался осенью, да, да, осенью.

Попросила послать за Али.

Тот явился хмурый, как туча. Нельзя было понять, почему у него такое пасмурное настроение. Может быть, Харун успел передать ему неприятную весть?

— Харун, ты уже разговаривал с Али? Сообщил ему?

Тот отрицательно покачал головой.

Али незамедлительно спросил:

— Снова какая-нибудь беда стряслась?

— Как в поговорке — радости и беды во власти аллаха, но приносят их люди.

Али быстро взглянул на Харуна, затем — на Жамилят, и ей показалось, будто он уже знает, о чем пойдет речь. Но откуда он может знать? Прослышал в райкоме? Но он там не бывает в последнее время. Позвонили по телефону? Ведь он ее заместитель по животноводству...

— Жамилят, заклинаю, освободи меня и отпусти на все четыре стороны, — Али вскочил с табурета и нервно заходил по комнате. — Я найду, куда мне пойти.

До сих пор выжидательно молчавший Харун неодобрительно бросил:

— Некуда тебе пойти, Али, и ты это знаешь.

— Почему ты так думаешь?

— Не глупи, Али. — Харун тоже встал. — Два месяца назад ты подал заявление в партком, члены парткома не согласились тебя освободить. С какой стати ты снова заговорил об этом?

— Если не освободите, я пойду в райком.

— Хорошо. Но характеристику на тебя должны... обязаны писать мы! — Лицо Харуна стало бледным, было видно, что он волнуется.

— Пишите!

— Кончайте спорить, — хлопнув ладонью по столу, сказала Жамилят. — Али, мы, кажется, обо всем уже договорились. Давно. Некрасиво стремглав бежать