Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если это — не изнасилование, боюсь представить, что же тогда в этом мире называется настоящим насилием, — парировала она.
— Кончай бузить, Лизюкова, — устало выдохнул Тошин. — Я сам не в восторге от того, что происходит — это ещё мягко сказано. Но… и для меня, и для тебя на данный момент пожениться — это единственный выход. В конце концов… в конце концов, ребёнку нужен отец.
46
Расписали их быстро, учитывая особые обстоятельства, то есть беременность невесты.
Естественно, не было никакой свадьбы — ни нарядного белоснежного платья у новобрачной, ни классического чёрного костюма у жениха. Не было гостей, ресторана и даже скромного семейного застолья… да и что тут было праздновать? Правда, в загсе Лариска всё-таки сделала пару кадров на свою “мыльницу”, с плохо скрываемым ехидством пояснив:
— Чтобы память осталась!
В жизни Лизы после получения штампа в паспорте ничегошеньки не изменилось. Она продолжала жить у себя дома, а Тошин — у себя. Правда, после рождения ребёнка молодые должны были съехаться и всё-таки попытаться построить ячейку общества. Для этих целей спешно делался ремонт в квартире покойных бабушки и дедушки Лизы: и без того старенькая двушка была совершенно убита квартиросъёмщиками-студентами, но теперь их попросили освободить жилплощадь.
Лизе не хотелось переезжать из родного дома, но она прекрасно понимала, что новорождённый ребёнок и ритм жизни, им навязанный, едва ли будет с восторгом принят остальными членами семьи. Особенно Лариской… Сестра точно не пережила бы режима ночных подъёмов, младенческого плача, пелёнок-распашонок и испачканных подгузников, даже если её эти подгузники и пелёнки напрямую не касались бы.
Одноклассники узнали обо всём сразу после зимних каникул. Неизвестно, кто именно не смог удержать язык за зубами и пустил слухи по школе: сам Тошин или кто-то из учителей, с которыми родители договаривались о домашней форме обучения для Лизы. Что самое поразительное, Олега все эти пересуды как будто не коснулись — ну да, именно он заделал ребёнка своей однокласснице, но никто не винил его и не думал над ним смеяться. Правда, Динка Старцева окончательно отсела от него и демонстративно перестала разговаривать, но это было единственным видимым изменением.
А вот Лиза хлебнула сполна… До марта она всё-таки посещала школу, тем более и токсикоз первых месяцев отступил, так что Лиза прекрасно замечала и понимала природу косых взглядов, хихиканья за спиной, насмешливого шёпота, а также пристального внимания к её фигуре. Когда все отправлялись на урок физкультуры, Лиза оставалась сидеть в классе, а девчонки начинали многозначительно переглядываться. Пацаны пару раз притаскивали из зала футбольные мячи, засовывали их себе под футболки и весело ржали. Тошин в такие моменты делал вид, что не понимает сути приколов и вообще не имеет к происходящему ни малейшего отношения. Лиза не осуждала его за это, ему ведь тоже нелегко было вжиться в роль “мужа”, тем более фактически они не были супругами, только на бумаге. Однако Тимка Берендеев однажды психанул, не выдержав подобного представления, надавал подзатыльников острякам, “забеременевших” мячами, а в сторону Олега презрительно бросил:
— Ты, конечно, слабак и первосортный говнюк, но такого малодушия я даже от тебя не ожидал, честное слово.
Тошин смешался на миг, но тут же сделал вид, что не понимает, о чём речь. А вот Лиза впервые в тот момент по-настоящему смутилась. Ей было неудобно не перед издевающимися над ней одноклассниками или Олегом, а перед старым другом…
Она даже хотела подойти к нему после уроков и поблагодарить, но Тимка упорно избегал её. Вероятнее всего, не мог простить ей их последнего разговора, случившегося ещё в октябре. Да она и сама не могла простить себе всего, что тогда ему сгоряча наговорила… Однако пути назад всё равно не было. В любом случае им с Берендеевым больше не судьба ходить вместе домой после школы, забредать по пути на рынок к палатке с чебуреками и лакомиться ими по дороге. И шоколадки он для неё таскать никогда больше не будет… Детство кончилось. И дружба тоже кончилась.
В марте Лиза прекратила посещать занятия. Вернее, она продолжала учиться дома, готовиться к выпускным экзаменам самостоятельно и с репетиторами, но в стенах школы больше не появлялась. Похоже, все учителя вздохнули с облегчением: всё-таки у Лизюковой уже наметился явный живот, что вызывало повышенный интерес у остальных учеников и смущало даже учителей. Каких трудов стоило сдерживаться той же Жабе, чтобы не отпускать оскорбительных и колких комментариев относительно Лизиного морального облика!
Однако пересудов избежать всё равно не удалось: теперь Лизе перемывали косточки дворовые бабки, смакуя подробности беременности, и провожали её ехидными долгими взглядами, когда она проходила мимо, а некоторые даже плевали вслед с комментариями: “Вот в наше время…”
Однажды в магазине Лиза встретила Динку Старцеву. В школе та игнорировала её — так же, как и Олега, а теперь вдруг, завидев издали одноклассницу, подобралась и недобро прищурилась, словно готовилась к атаке. Лиза перехватила её взгляд, под которым ей сразу сделалось неуютно, и зябко поёжилась.
— Привет, — через секунду Динка уже оказалась рядом. Она словно подрастеряла весь свой былой лоск: какая-то осунувшаяся, ненакрашенная, некогда роскошные волосы убраны в неряшливый хвост… Лиза вдруг подумала о том, что и у Старцевой тоже горе. Узнать, что твой любимый человек женился на другой, что они ждут ребёнка… пусть даже по особым обстоятельствам, а не по любви, и всё же… Тоже ведь переживает человек.
— Довольна? — горько выдохнула Динка, глядя Лизе в лицо с неприкрытой ненавистью. — Добилась своего? И когда только успела, тихоня… Только рано радуешься! Думаешь, Олег теперь навсегда твой? Навсегда?!
“Сдался мне твой Олег”, — подумала Лиза, но вслух ничего не ответила. Всё равно же не поверит… Теперь — особенно не поверит. Ведь когда-то, стыдно даже вспоминать о таком, Лиза действительно мечтала об их с Тошиным свадьбе…
— Одно только запомни, Лизюкова, — свистящим шёпотом продолжила Старцева, буравя её тяжёлым взглядом, — на чужом несчастье собственного счастья не построишь. Вот родится у тебя ребёнок больной… урод какой-нибудь… узнаешь тогда!
Лиза, никогда до этого всерьёз не задумывающаяся о возможных аномалиях плода, похолодела от суеверного ужаса.
— Не смей так говорить! — воскликнула она. — Не надо… Это очень страшные слова, ты сама потом можешь о них пожалеть.
— Я? Пожалею о твоём ребёнке? — Старцева издевательски расхохоталась.
— Он не только мой, но и Олега тоже, — напомнила Лиза, невольно отступая и удерживаясь от трусливого жеста прикрыть руками живот, словно Динка могла навредить малышу даже физически.
— Думаешь, привязала его ребёнком к себе? Да только ни одну семью дети ещё не спасли, сбежит он от тебя, очень скоро сбежит, теряя тапки!
Лиза пожала плечами.
— Я его не держу…
Отвернулась и пошла к выходу. На душе было очень тяжело.
47
НАШИ ДНИ
Марина, сентябрь 2019
Вечер в ресторанчике, куда затащила нас Галя, в итоге проходит довольно мило. Во всяком случае, Илья выглядит очень оживлённым и заинтересованным в беседе, когда они с женой Белецкого взахлёб обсуждают какие-то общие подростковые воспоминания. Я даже невольно начинаю чувствовать себя третьей лишней, и это чувство мне совсем не нравится. Аппетит на нервной почве совсем пропадает, и я вяло ковыряюсь в салате.
И всё-таки у меня складывается впечатление, что Илья уже очень устал. Он оживлённо рассказывает что-то, жестикулирует, даже улыбается — но я вижу всё большую и большую суетливость и хаотичность его движений. Он то безостановочно вертит в руках вилку, то хватается за собственный воротник или рукав, то барабанит пальцами по столу, то бессознательно дёргает себя за волосы. Похоже, сегодняшний день оказался столь насыщенным событиями для него, что произошла… как это называется?.. ах, да — сенсорная и эмоциональная перегрузка. Пока что он держит себя под контролем, но кто знает, когда вдруг может “рвануть”?
