Белая река, черный асфальт - Иосиф Абрамович Гольман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наталья усмехнулась. Уж она-то знала, что профессор тоже любит оставлять за собой последнее слово в диспуте.
Неприятных бесед более никто не вел.
Общество подобралось отменное, умное и порядочное. Даже хором попели, что в нынешних компаниях происходит нечасто.
В разгар тусовки из кабинета профессора раздался громовой стук.
Наталья встала, открыла дверь.
Оказалось, там случайно заперли Крона с его вечной костью. Ее огрызки валялись везде. Не только на полу, но и на диване, на письменном столе, даже на книжном шкафу. Видать, тряс головой, успешно уничтожая вечность.
Это почему-то всем подняло настроение.
Человек, что-то придумывая и производя, не должен употреблять слов, на которые может претендовать только природа. Иначе получаются, как говорит Береславский, бла-бла-разговоры.
После обеда Шеметова решила с профессором еще два практических вопроса.
Первый – его выступление на суде как специалиста по литературе. Оказалось, что среди многочисленных образований, полученных за долгую жизнь Ефимом Аркадьевичем, имеется и такое.
Второй момент придумал сам профессор. Дочь Береславского, дипломированная вокалистка, написала романс на стихи Семена Великого и готова исполнить его прямо в зале суда.
«Красивая идея», – вынуждена была признать Шеметова. Все-таки профессор – это голова, несмотря на все свои идиотские теории.
На том и порешили.
Глава 16
Москва. Измайловский суд. Шеметова, Багров и все-все-все
Какие бы успехи ни имел адвокат в ходе процесса, все решит приговор. Сегодняшний день как раз и обещал окончательно расставить все точки над i.
Судебное следствие пока не закончилось, однако проходили уже последние эпизоды, а поскольку все они не сильно отличались друг от друга, то ничего нового никто услышать не ожидал.
Шеметова, конечно, делала свое дело: каждый преступный эпизод старалась «разбавить» стихотворением, после него родившимся. Это отчего-то очень нравилось большинству потерпевших.
Хотя в общем понятно. Неюным в основном женщинам было приятно узнать, что сломанный замок и похищенная шоколадка вылились в такие вот проникновенные строки.
Вряд ли из «процессуальных» слушательниц кто-то раньше увлекался поэзией. Но ведь известные поэты и не писали никогда стихов, непосредственно связанных с обыкновенной жизнью простых женщин!
Вот так суд и шел.
По шагам разбираем: как ломали замок, как вышибали дверь, кто отключил сигнализацию, кто что забрал из очередной кафешки или бюро проката. А затем, на закуску, – что поэтического родилось в результате данного конкретного преступного акта.
Судья в принципе могла сократить эти «творческие вечера». Но, во-первых, вирши действительно были привязаны к преступным эпизодам, косвенно подтверждая отсутствие корыстных побуждений налетчиков. А во-вторых, самой Раисе Степановне начинали нравиться произведения Семена Великого. Если бы это был ее сын, она бы встревожилась из-за их мрачности: легких и добрых стихов было относительно мало. А так, слушать было интересно. Да и кто их знает, этих поэтов: сегодня Великий звучит как насмешка. А что будет завтра – узнают только завтра. Пример с судом над юным тунеядцем Бродским явно запал Пономаревой в душу.
Сейчас выступали свидетели защиты.
Конечно, ни один из них не был свидетелем защиты в прямом смысле этого слова. Более того, они вообще не имели отношения к обворованным магазинам и мастерским.
Например, одним из таких свидетелей выступил профессор Береславский.
Прокурор попыталась возражать против его допроса – мол, он явно «не при делах». Однако поскольку профессор собирался выдать важную информацию о подсудимом Семене Вилкине, Раиса Степановна разрешила его опрос как специалиста.
Береславского официально предупредили об ответственности, и он начал свой проникновенный спич.
Шеметова сразу простила ему все, включая мальтузианство.
– Поэзия, как известно, может быть самой разной, – просто начал он. – Основанной на классических построениях или новаторских, рассказывающая о реальных событиях или рожденных творческим воображением автора. Главное, что требуется от текста, чтобы он стал поэзией – искренность, оригинальность и эмоциональное воздействие на читателей и слушателей. Все это мы имеем в творчестве поэта Семена Великого.
– А разве образования специального не надо? – задала вопрос прокурор.
– Образование, любое, никому никогда не мешало, – отчасти согласился профессор. – Однако история литературы не знает примера, когда человек, не являющийся поэтом, но получивший литературное образование, им бы после этого стал. Поэт – он или есть, или его нет. Хотя, конечно, самообразование для талантливого поэта просто необходимо. Вот, например, список книг, которые попросил меня найти Семен. – Профессор высоко поднял большой лист бумаги формата А4, исписанный с двух сторон.
Зал одобрительно загудел: многие потерпевшие за всю свою жизнь столько не прочитали. Уважение же к печатному слову в России всегда было особенным.
«Хороший ход», – про себя отметила Шеметова. Она сама, к сожалению, не догадалась взять выписку из тюремной библиотеки. А ведь эмоции, которые сейчас столь умело создает Береславский, самые правильные. Особенно в последние часы перед принятием окончательного решения – приговор вполне могли успеть вынести сегодня.
– А как можно отличить замечательные стихи от проходных, если они не прошли проверки временем? – продолжала сомневаться прокурор Густова.
– Есть специалисты, как и в любом деле, – уважительно объяснил профессор. – Вы, например, сразу усмотрите противоправное решение, несмотря на то, что в законах бывают неоднозначные моменты. Почему? – задал риторический вопрос Ефим Аркадьевич и сам же на него ответил: – Да потому что у вас есть опыт и знания.
Прокурору, несомненно, понравилось замечание свидетеля про то, что у нее есть опыт и знания. Однако она честно пыталась разобраться в проблеме.
– А скажите, пожалуйста, – обратилась она к специалисту. – Вот вышла книжка стихов подсудимого. Кто ее купит? Где гарантия, что ее автор будет иметь достаточно средств, чтобы снова не ступить на скользкий путь?
– У меня есть два варианта ответа, – важно заявил профессор. – Первое. По моему мнению, поэт Великий уже никогда не ступит на преступный путь. По одной-единственной причине: он как творческий человек уже его попробовал. Творческие люди никогда не ходят по одним и тем же тропам в поисках вдохновения. Ну а его друзья уж точно без него никуда не пойдут. Второй вариант ответа можно сейчас проверить прямо здесь. Вы разрешите, Ваша честь?
– Пожалуйста, – ответила Пономарева, которую вполне обаял этот обходительный немолодой человек.
– Господа! – неожиданно обратился Береславский прямо к залу. А народу там сидело достаточно: на приговор пришли большинство потерпевших. – Вот книга поэта. – Он поднял вверх сборник стихов. – Вышла в издательстве «Пробел», все издательские номера имеются. То есть это официальная книга, экземпляры которой разосланы во все предусмотренные для этого государственные хранилища.
Судья терпеливо слушала. Сама же разрешила неведомый эксперимент, хотя пока не понимала, куда клонит профессор.
– Тираж книжки невелик, всего пятьсот экземпляров. Каждая – практически раритет. Но главное не в ее будущей библиографической ценности, а в том, что эта поэзия создана и с вашей помощью!
И зал зааплодировал!
Береславский эффектным жестом восстановил тишину.
– Итак, эксперимент, обещанный мною многоуважаемому председателю суда. – Корректный поклон в сторону судьи. – Как вы считаете, дамы и господа, сколько денег не жалко отдать за эту искреннюю книгу?
– Двести рублей, – несмело сказала одна.
– Триста! – как на аукционе, крикнула вторая. Были и другие возгласы, с более крутыми цифрами.
– Вот и ответ на ваш вопрос, уважаемая госпожа государственный обвинитель! – теперь он поклонился Густовой.
«Артист! Просто артист! – восхитилась Шеметова. – И Семена как приподнял, и бизнес, похоже, сделал». Ясно было, что тираж будет сметен очарованными потерпевшими.
Да и судья поглядывала на книгу. Задевший ее стих о двух молодых жертвах войны накрепко засел в голове Раисы Степановны.
– Спасибо, – сказала она профессору. – У сторон есть еще вопросы к специалисту?
Вопросов не было.
Казалось бы, в связи с этим Ефим Аркадьевич должен немедленно откланяться.
Ан нет.
– Раз вопросов нет, – радостно сказал он, обращаясь к Пономаревой, – разрешите, Ваша честь, буквально пару слов про музыкальность представленной поэзии.
– Да, только пару. – Ей уже было неудобно отказывать блистательному профессору.
– Так вот, господа! – посверкивая очками, с улыбкой начал Ефим Аркадьевич. – Стихи обсуждаемого автора
