Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, Уэвелл, в конце 1830-х годов написавший свою книгу об истории наук, казался идеальным кандидатом и для того, чтобы возглавить второй проект, который в тот момент времени выглядел настолько многообещающим: объединение геологических и теологических знаний с целью получить максимально полный рассказ об истории жизни на земле. Уэвелл обладал обширным эмпирическим опытом, мощной религиозной мотивацией и выдающимся положением в мире науки.
Но он этого не сделал. В своей «Истории индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени» он утверждает, что никто и не должен этого делать и даже заявляет, что наука вообще не должна принимать во внимание теологию, которой «никогда нельзя позволять влиять на нашу физику или геологию». Биологи и геологи должны обращать внимание только на «обычные научные данные», то есть на результаты эмпирических наблюдений, и заходить настолько далеко, насколько это возможно для них. Теология, тем временем, может использовать свои ресурсы: философские рассуждения о природе Бога или толкование Священного Писания, для того, чтобы прийти к собственным умозаключениям о сотворении жизни. Когда обе компании исследователей завершат свою работу, их результаты могут быть объединены для получения полной картины истории жизни – но не раньше.
Вето Уэвелла на второй грандиозный проект – внедрение теологии в геологию – не было продиктовано опасениями по поводу неуместности или непрактичности теологии. Насколько Уэвелл мог судить, этот проект был вполне осуществимым и, вероятно, должен был принести выдающиеся плоды. Целью геолога было установить ход и причины разворачивающейся перед ним истории жизни, и, по мнению Уэвелла, наиболее важные поворотные моменты в этой истории совершены рукой Бога. Без помощи теологии в каждом из этих поворотных моментов в научных анналах земной истории оставалось бы пустое место. Кроме того, Уэвелл считал, что теология вполне способна заполнить эти пробелы: в тексте своего Бриджуотерского трактата он утверждал, что Божий замысел очевидно проявляется в каждом аспекте материального мира. Тем не менее он отказался от этого проекта.
Это настоящая головоломка. Существует реальный запрос, есть все средства для его реализации – и все же в предписании Уэвелла о методологическом апартеиде содержится строгий запрет на поиски ответа.
Это предписание не имеет никакого культурного смысла: в 1830–1840-е годы практически каждый ученый был верующим, и со звериной серьезностью объяснял существование Вселенной и все ее удивительные особенности решениями Создателя. Даже в трактате Уэвелла говорится, что дух времени предоставил достаточно возможностей для слияния естественной истории и религии.
Однако это не имеет логического смысла. Два проекта, направленных на достижение одной и той же цели, всегда должны быть открыты для сотрудничества. Представьте себе двух детей, которые ищут потерявшуюся собаку. Один ходит от дома к дому, стучится в двери и опрашивает людей. Другой бродит по улицам, паркам и свалкам, выкрикивая кличку собаки. Они должны разделиться, чтобы иметь возможность действовать каждый по-своему. Но очевидно, что в их интересах время от времени обмениваться друг с другом информацией: если собаку видели в восточной части города, лучше исследовать парки именно там, а не в западной части. Однако с точки зрения Уэвелла, изыскания геологов и теологов предполагали, что процесс их поисков никак не будет связан друг с другом.
Наконец, интеллектуальное разделение, по мнению Уэвелла, не имеет никакого эмоционального или психологического смысла. Это противоречит его же синтезирующему складу ума, в полной мере воплотившейся в его рассказе другу о предстоящем визите в Английский Озерный край:
«Ты даже не представляешь, ради какого разнообразия данных я готов свернуть горы! Сначала я исследую их, расположившись у подножия, а потом поднимусь на вершину и измерю их высоту с помощью барометра, отобью кусок породы геологическим молотком, чтобы посмотреть, из чего она сделана, а затем добавлю какую-нибудь цитату из Вордсворта в неподвижный воздух».
Уэвелл верил, что мысль и действие должны быть вплетены в мир с разных сторон, но единой нитью. Однако исключение Бога из геологии было предложением перерезать нить, фактически разорвать гобелен на пестрые, рваные лоскутки знаний.
Это нельзя обосновать никакой эмоциональной, исторической или логической мотивацией. Однако то, что предписал Уэвелл, является прямым применением железного правила – точнее, того аспекта правила, который гласит, что значение имеют только результаты эмпирического исследования. Когда Уэвелл настаивал на том, чтобы в рамках геологии должны рассматриваться только горные породы, окаменелости и иные материалы, извлеченные из земли, он делал то, что подсказывало ему железное правило, уже прочно укоренившееся в научной практике. Когда же его ученые коллеги приняли это предложение без возмущения, озабоченности или даже энергичных комментариев, считая исключение религиозного мышления из геологии таким же естественным, каким оно стало для любого ученого XXI века, они тоже руководствовались железным правилом.
Многие современные ученые считают, что религия способна сказать об истории жизни на Земле довольно мало полезного, если она вообще способна на что-то в этом роде. Уэвелл и его коллеги, однако, высоко ценили свои религиозные знания и видели в них большой потенциал. Вот почему так поучительно видеть железное правило в действии в 1837 году, вот почему мне так важно было вернуть вас во времена Уэвелла, а не только исследовать практику науки в наши дни. Уэвелл не изобретал железное правило – он родился, когда это правило уже существовало, – но в своих попытках согласовать свои научные исследования с религиозными убеждениями он резко опровергает его строгость.
В этом разоблачающем свете становится очевидным, что железное правило исключает из научных аргументов не только и не столько «субъективные» причины. Оно исключает любое неэмпирическое соображение, независимо от того, насколько оно само по себе убедительно или хорошо обосновано. Для Уэвелла существование христианского Бога было совершенно несомненным фактом. Тем не менее он признает, что теологические соображения должны быть исключены из официальных научных споров в соответствии с правилом – не потому, что эти соображения плохи, субъективны или содержат логические ошибки, но просто потому, что они не являются подходящим материалом для научного исследования.
Таким образом, железное правило устанавливает различие между научными и ненаучными доводами, и это различие совершенно не тождественно разнице между доводами объективными и субъективными, сильными и слабыми, хорошими и плохими.
