Иллюзия греха - Александра Маринина

— Асланбек, ты должен отменить поездку. Ты нужен здесь.

Оказалось, нужно будет ехать в Карпаты, куда-то между Кутами и Косовом, чтобы заниматься математикой с какой-то девчонкой. Аслан решил, что отец просто порекомендовал его в качестве репетитора и нужно подготовить девочку к вступительным экзаменам в институт, а заодно и денег подзаработать на карманные расходы. Это не вызвало у молодого человека отрицательных эмоций, совсем наоборот, он любил бывать в Карпатах, часто ездил туда с друзьями, зимой катались на лыжах, летом собирали грибы, которых в тех лесах было видимо-невидимо. Правда, в Крым вместе с ним должна была ехать его девушка, но он не посмел даже заикнуться отцу об этом. Отказываться от работы и от денег ради женщины? Это позор для мужчины. Никакая женщина не может быть причиной, по которой мужчина меняет свои планы.

Асланбек поехал в Карпаты. На маленьком аэродроме в Коломые его ждал высокий крупный мужчина с копной волнистых волос и улыбчивым лицом, представившийся Василием Игнатьевичем.

— Ты в курсе того, что тебе придется делать? — спросил Василий, когда они сели в машину и поехали в сторону гор.

— Отец сказал, я должен позаниматься математикой с какой-то, девочкой, — неуверенно ответил Аслан.

— Это не совсем так, — засмеялся Василий, — но в целом верно. Именно математикой и именно с девочкой. Но это не репетиторство. И девочка эта не обычная школьница. Она тяжело больна и уже шесть лет находится в больнице, вернее, находилась, пока мы ее оттуда не забрали. Говорят, что у нее выдающиеся способности к математике, но те, кто это утверждает, не являются, скажем так, экспертами в данном вопросе. Поэтому нужно, чтобы ты проверил уровень ее знаний и подготовленности. Поясню сразу: мне не так важно, много ли она знает в математике, для меня гораздо важнее ее потенциальные способности. Ее мозги, ее интеллект. Я человек трезвый и понимаю, что, лежа в больнице, без учителей и школьных занятий, много не узнаешь, так что насчет объема ее знаний я не обольщаюсь. Но я должен точно знать, обладает ли она выдающимися способностями, или это чистый блеф, вымысел, иллюзия. Ты понимаешь разницу между знаниями и способностями?

— Да, конечно, — рассеянно кивнул Аслан, глядя в окно на стоящие по сторонам дороги домики, утопающие в яблоневых и грушевых деревьях.

Как он любил этот пейзаж! Как он любил Украину, которая была его настоящей родиной... Он никогда не понимал страстных монологов отца об исторической родине — Ингушетии-Алании, о многострадальной Ичкерии-Чечне, о зеленом знамени ислама и о священной войне против неверных газавате. Все это было так далеко от него, так чуждо, так ненужно. Здесь, в Западной Украине, были его друзья, был его дом, здесь разговаривали на языке, который он хорошо знал, здесь пели песни, которые он слышал с раннего детства и от печальных мелодий которых у него слезы на глаза наворачивались. Слушая иногда по радио или телевизору музыку народов Кавказа, он не чувствовал ничего, эта музыка ему не нравилась, он ее не понимал, в ней не было привычной его слуху напевности и гармонии.

Машина затормозила перед высокими чугунными воротами. Василий посигналил, рядом с воротами открылась маленькая дверь, и к машине подошел вооруженный охранник в пятнистой полевой форме. Увидев Василия, он приветливо кивнул, потом перевел вопросительный взгляд на Аслана.

— Это...

Василий запнулся, так как, видимо, забыл сложное для славянского уха имя Асланбек.

— Мирон, — подсказал Аслан. — Меня зовут Мирон. Так проще.

— Да, — согласно кивнул Василий, — его зовут Мирон. Он поживет здесь некоторое время. Это наш человек.

Ворота открылись, машина плавно въехала внутрь и остановилась перед крыльцом большого трехэтажного здания. Кругом стояла тишина, прерываемая только звуком шагов еще нескольких охранников, прогуливавшихся вокруг здания и взадвперед по длинным пустым коридорам.

— Это что, чья-то дача? — спросил Мирон.

— Ну, почти, — отозвался Василий. — Скажем так, реабилитационный центр. Место, где здоровье поправляют.

— Здесь и врачи есть?

— А как же. Не все время, конечно, но когда нужно — есть. Любые. И самые лучшие.

Понятно, подумал Мирон-Аслан, здесь лечатся какие-то шишки и воротилы, а когда их нет, то и медперсонала нет. Василий сказал, врачи любые и самые лучшие. Наверное, их приглашают со стороны в зависимости от того, чем шишка болеет. И платят соответственно. Ему отчего-то стало не по себе. Странно, как в таком заведении могла оказаться девочка, школьница, да еще тяжело больная. Что ей здесь делать? Маленькая девочка — и целый отряд вооруженных до зубов охранников.

Теперь, поздним вечером, когда он уже лежал в постели в своем новом временном обиталище, Мирон впервые подумал о том, что попал в какую-то нехорошую историю. Почему девочка не знает, где находится? Разве ее не для лечения сюда привезли? И почему нельзя ей сказать, что она в Карпатах? Судя по ее разговору с Василием, ее увезли насильно. Похитили, одним словом. Но, впрочем, что толку строить догадки, можно спросить у нее самой. Да, так он и сделает. Завтра же, во время утренних занятий.

В институт, занимающийся проблемами медицинской радиологии, Ташков поехал вместе с Юрой Коротковым. С Валерием Васильевичем Волоховым они решили заранее не договариваться, понимали, что Вера все равно наверняка его предупредила. Кабинет Волохова был заперт, и им пришлось битый час просидеть в коридоре под дверью, пока не явился его хозяин. При первом же взгляде на приятное открытое лицо Валерия Васильевича Коротков понял, что сюрпризы еще впереди. Портрет, изготовленный под чутким руководством Миши Доценко, оказался весьма и весьма близок к оригиналу. За неожиданной удачей обычно должны следовать провалы, причем чем ярче и крупнее удача, тем мощнее и ощутимее будет фиаско, это по своей сыщицкой практике Коротков знал совершенно точно.

Волохов прошел мимо них, не обратив на оперативников ни малейшего внимания, открыл кабинет и скрылся за дверью. Александр и Юрий переглянулись, выждали несколько секунд и вошли следом.

— Добрый день, Валерий Васильевич, — вежливо поздоровались они.

Волохов поднял на них глаза и недоуменно прищурился.

— Добрый. Слушаю вас.

Оперативники представились и коротко изложили причину своего визита. Волохов был абсолютно спокоен.

— К сожалению, я вряд ли смогу быть вам полезным. Мужа Веры Николаевны я никогда не видел и практически ничего о нем не знаю, кроме того, что он был мужем моей пациентки.

— Видите ли, нас в большей степени интересует та его знакомая, которую он собирался к вам привести, — вдохновенно врал Короткой. — Нам обязательно нужно выяснить, кто она такая. Возможно, она имеет отношение к его смерти или знает что-нибудь важное.

— Но я-то тем более не знаю, о ком шла речь, — пожал плечами Волохов. — Вера Николаевна, ссылаясь на мужа, говорила, что это сестра кого-то из его коллег. Вот, собственно, и все, что мне известно.

— Может быть, вы припомните еще какие-нибудь детали? — жалобно попросил Коротков. — Вы же понимаете, коллег у покойного было множество, и у половины из них есть сестры. Каким заболеванием она страдала?

— Откуда же мне знать? — развел руками Волохов. — Я эту больную не видел. Насколько я понял, вопрос как раз в том и был, чтобы установить, чем она болеет.

— Вера Николаевна сказала, что первоначально визит был назначен на один день, а потом перенесен на другой, у вас возникли сложности. Это так?

— Да, так.

— Вы предупредили мужа Веры Николаевны об этом?

— Разумеется. Я сделал это заранее, за день до первоначально назначенного срока.

— Каким образом вы это сделали? Через Веру Николаевну?

— Нет, я позвонил ему сам.

— Когда?

— Утром, как только пришел на работу. А какое это имеет значение?

— Видите ли, нам важно проследить все передвижения Олега в последние дни перед гибелью, поэтому для нас ценность представляет любая информация о том, в какой час и где конкретно он находился. Вы звонили ему домой?

— Конечно. Никакого другого телефонного номера у меня нет.

— В котором часу?

— Ну примерно... Около восьми утра. Между восемью и четвертью девятого, так будет точнее.

— Вы долго разговаривали?

— Вовсе нет. Я объяснил ему ситуацию и попросил перенести консультацию с пятницы на понедельник. Он согласился. Вот и весь разговор.

— Скажите, пожалуйста, вы давно знакомы с Верой Николаевной? — перехватил инициативу Ташков, до этого исподтишка наблюдавший за Волоховым.

— Столько, сколько я ее наблюдаю, — отозвался Волохов. — Наше знакомство — это знакомство врача и пациентки.

— А конкретнее?

— Около года.

— Это достаточно долго, — заметил Ташков. — Вера Николаевна никогда не делилась с вами семейными проблемами? Не рассказывала, что у ее мужа есть враги?