Иллюзия греха - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Голубчик, вы путаете разные вещи, — снисходительно улыбнулся Валерий Васильевич. — Враги ее мужа — это отнюдь не семейные проблемы, а его личные и служебные. Что же касается семейных дел, то, разумеется, я постоянно расспрашиваю о них Веру Николаевну, ибо сейчас медициной точно установлено, что подавляющее большинство болезней, особенно у женщин, развиваются как ответная реакция на семейное неблагополучие. Можно годами лечить пациентку от, например, экземы и только диву даваться, почему самые лучшие лекарства ей не помогают, а на самом деле у нее дома черт знает что творится, она вся на нервах с утра до вечера. Конечно, экзема при таком образе жизни пройти не может, как бы ее ни лечили.
— Значит, по поводу ее мужа вы нам ничего интересного рассказать не можете?
— Увы, — вздохнул Волохов. — Мне жаль, что вы напрасно потратили на меня время.
— Что ж, извините за беспокойство, — поднялись сыщики. — Всего доброго.
Молча, не обменявшись ни словом, они прошли вдоль длинного коридора и стали спускаться по лестнице вниз. Между вторым и третьим этажами, на площадке, стояла пепельница на высокой ножке, над которой красовалась яркая надпись: «Не курить». Пепельница меж тем была полна окурков. Коротков остановился и вытащил сигареты.
— Что скажешь? — спросил он Ташкова.
— Ничего. Чем тебе этот доктор не понравился?
— Всем. Он не понравился мне тем, что как две капли воды похож на человека, которого мы подозреваем в четырех убийствах и похищении ребенка.
— Да ладно тебе! — вытаращился на него Саша. — Серьезно?
— Абсолютно. И по предварительным данным, наш фигурант тоже врач.
— Так чего же ты...
— А что я должен был делать, по-твоему? Надевать на него наручники и тащить на Петровку? Ордера на арест у меня нет, а под задержание в порядке сто двадцать второй он никак не тянет. Что я его, на месте преступления поймал? За руку схватил? Мало ли врачей в Москве! И наверняка каждый десятый подходит под то словесное описание, которое у нас есть. Никуда этот Волохов теперь не денется, имя есть, адрес установим. И будем потихонечку работать, проверять, есть ли у него алиби на те моменты, когда были совершены убийства.
Снизу послышались шаги, кто-то поднимался по лестнице, и Юра умолк. Не хватало еще, чтобы сотрудники института услышали, как он тут вслух строит планы в отношении уважаемого доктора наук. Шаги приближались, сначала из-за поворота показалась женская головка, потом изящная спина в кремовом шелковом пиджаке. Женщина повернулась и стала подниматься им навстречу. В этот момент Ташков торопливо бросил недокуренную сигарету в пепельницу, на лице его явственно проступило изумление.
— Господи! Зоя? Ты?
Женщина замерла, потом губы ее раздвинулись в робкой удивленной улыбке.
— Саша! Ташков! Вот не ожидала тебя увидеть.
— И я не ожидал. Ты здесь работаешь?
— Что ты, куда мне. Лечусь.
— Что-то серьезное? — встревоженно спросил Ташков.
— Да нет, скорее профилактика...
ГЛАВА 13
В Зою Смирнягину он был влюблен еще в школе. Она была на три года старше и совсем не замечала смешного пятиклассника Сашу, поскольку училась уже в восьмом и считалась признанной красавицей. Несмотря на то, что училась она довольно прилично и дисциплину не нарушала, учителя ненавидели Зою. Причем ненавидели люто. И знала об этом вся школа. Наряду с достоинствами у ученицы Смирнягиной был один огромный недостаток: врожденная грамотность. И если бы недостаток этот проявлялся только в безупречном правописании, это еще можно было бы стерпеть. Но Зоя имела нахальство спорить с педагогами и указывать им на их собственные грамматические ошибки, которые, увы, случались, и даже чаще, чем допускали приличия. Впервые такой казус случился с ней в шестом классе. Зоя получила после проверки письменную работу по русскому языку, в которой в слове «пишется» буква «е» была зачеркнута учительской красной ручкой, а сверху стояла такая же вызывающе красная буква «и». Девочка оторопела, полезла в учебник, потом в словари, но нигде странного слова «пишится» не обнаружила. И с детской непосредственностью заявила об этом прямо на уроке в присутствии всего класса. Учительница, естественно, свою ошибку не признала и надменно посоветовала Зое получше учить правила. Правила Зоя знала. А кроме того, могла «поймать» неправильное написание чисто зрительно, даже если не помнила точно, что по этому поводу написано в учебнике. Если написанное слово резало глаз, значит, оно написано неправильно. И такой подход ее никогда не подводил. Даже в бреду или под гипнозом Зоя Смирнягина не могла бы сделать орфографическую ошибку или поставить не там, где нужно, знак препинания.
Поэтому данный учительницей отпор ее не смутил и с толку не сбил. Она взяла свою тетрадку с выправленной «ошибкой», пару учебников и словарей и отправилась прямиком в учительскую, где призвала в арбитры весь имеющийся в наличии педсостав учебного заведения. Старенький физик оглушительно хохотал и подтвердил, что Зоя, конечно, права, однако реакция остальных педагогов не была такой уж однозначной. Зою попросили выйти из учительской, так ничего определенного и не ответив, под предлогом того, что им нужно до конца перемены решить кое-какие «производственные» вопросы. Когда за девочкой закрылась дверь, дамы-преподавательницы в едином порыве набросились на физика:
— Вы с ума сошли, Александр Наумович! Как можно позволять ребенку критиковать учителя? Нина Степановна — опытный педагог, а вы позволяете шестикласснице сомневаться в ней. Как не стыдно!
— Да разве ж я виноват, что Нина Степановна русского языка не знает? Это ей должно быть стыдно, а не мне и уж тем более не Зое. Вынужден вас огорчить, коллеги, но безупречное знание родного языка встречается теперь крайне редко. Вы все пишете с ошибками. Разумеется, их не катастрофическое количество, но попадаются. Так что будьте готовы, такое может повториться. Это вам первый звоночек прозвенел.
Но учителей Зоя Смирнягина в роли «звоночка» их собственной неграмотности устроить никак не могла. И они, кратко посовещавшись, решили преподать девочке наглядный урок. В тот же день ее вызвали к доске на уроке географии и поставили весьма выразительную пару, хотя отвечала она более чем прилично, строго по учебнику, и ни разу не ошиблась, указывая те или иные места на карте. Учительнице географии ничего не стоило задать ей несколько вопросов, выходящих далеко за пределы школьного курса. Поскольку ни на один из них Зоя ответить не смогла, классный журнал украсила первая в ее жизни двойка.
— Стыдно, Смирнягина, — злорадно сказала «географичка». — Ты очень плохо готовишь домашние задания. Я и раньше за тобой это замечала, но проявляла снисходительность. Больше этого не будет. Я буду теперь спрашивать тебя на каждом уроке, так что учи как следует.
До конца недели Зоя получила соответствующие отметки по всем предметам, кроме физики, английского и физкультуры. Старик физик своих принципов не нарушил, тем более что за свое правописание был спокоен — старая школа. Англичанка Алла Сергеевна сочла проблему для себя неактуальной, поскольку занималась исключительно английским правописанием. Что же касается недавно пришедшего в школу Николая Васильевича Ташкова, преподавателя физкультуры, то он не смог бы поставить Зое пару, даже если бы очень захотел: у нее была прекрасная спортивная подготовка, она с первого класса занималась в секции легкой атлетики. Но к чести учителя Ташкова надо заметить, что желания принять участие в коллективной травле шестиклассницы Смирнягиной у него не появилось.
Педагогические дамы, однако, старались вовсю. Двойки и тройки сыпались на Зою со всех сторон под аккомпанемент презрительных упреков в плохой подготовке домашних заданий и бестолковости. Однако к концу учебного года пришлось «притормозить». По выставленным оценкам Зоя должна была бы быть признана неуспевающей и оставлена на второй год, а второгодничество считалось в то время производственным браком учителей. Нужно было выправлять положение. Двойки из обихода исчезли, их заменили тройки и даже изредка четверки. Короче говоря, в седьмой класс Зою Смирнягину перевели. За время летних каникул все как-то поостыли, и 1 сентября учителя готовы были по-прежнему ставить Зое отметки по заслугам, а не по злобе. Однако не прошло и месяца, как строптивая девчонка снова показала себя. На этот раз ее жертвой стала учительница истории, решившая применить на уроке изысканный дидактический прием и предложившая ученикам устроить диспут на тему «Реформы Петра Первого».
— Вы будете выдвигать доводы в пользу его реформ и против них, объяснила учительница, — а я буду на доске записывать ваши рассуждения. Потом подведем итог.
С этими словами она мелом провела черту, делившую классную доску пополам, и написала с одной стороны «Сторонники», а с другой — «Аппоненты». Именно так, через букву «а». Ребята стали поднимать руки. Подняла руку и Зоя.