Иллюзия греха - Александра Маринина

С этими словами она мелом провела черту, делившую классную доску пополам, и написала с одной стороны «Сторонники», а с другой — «Аппоненты». Именно так, через букву «а». Ребята стали поднимать руки. Подняла руку и Зоя.

— Ну, Смирнягина, мы тебя слушаем.

— Слово «оппонент» пишется через «о», — спокойно заявила Зоя.

Учительница обернулась и глянула на доску.

— У меня и написано через «о». Ты что, плохо видишь? Если так, тебе нужно носить очки, а не делать замечания учителям.

— Я имею в виду не четвертую букву, а первую. Первая буква тоже должна быть «о», а не «а», — тихо, но твердо сказала Зоя.

Учительница побагровела и, разумеется, выгнала нахалку с урока. После этого травля началась с нового витка, на этот раз более ожесточенного. Все, что делала ученица Смирнягина, было плохо, даже если это было превосходно. Вплоть до десятого класса во всех ее сочинениях, безупречных с точки зрения грамотности, тема была «не раскрыта», а при устных ответах по любому предмету она не могла ответить ни на один дополнительный вопрос. Никто уже не вспоминал о том, что Зоя — красивая и неглупая девочка, к тому же прекрасная спортсменка. На лице ее навек застыло выражение испуга и забитости, а вызов к доске превращался в кошмар, пережить который, казалось, у нее не хватит сил. Ее планомерно выводили на «круглую троечницу» и своего добились. В аттестате о среднем образовании у Зои Смирнягиной были только две четверки — по физике и по английскому. К сожалению, физкультура в аттестат не шла.

Когда все это началось, Саша Ташков, сын учителя физкультуры, был в третьем классе, и два года, пока отец не ушел в другую школу и не забрал его с собой, мальчик безмолвно обожал Зою. После уроков Саша приходил к отцу в спортзал и терпеливо ждал, пока у того закончатся все занятия, потихоньку делая домашнее задание в маленькой комнатке позади зала — кабинетике Николая Васильевича, где тот переодевался и хранил спортинвентарь. Он часто видел стройную красивую девочку из шестого (потом седьмого, потом восьмого) класса, и она казалась ему божеством, недосягаемым и прекрасным. Тем более что Зоя занималась в легкоатлетической секции под руководством Ташкова три раза в неделю после уроков, и Саша неоднократно слышал от отца хвалебные отзывы в ее адрес.

— Какая чудесная девочка, — говаривал Ташков-старший. — Превосходные данные от природы плюс упорство и целеустремленность. Ей бы только побольше уверенности в себе. Я бы сделал из нее чемпионку, если бы мне позволили. Перевод в другую школу стал для Саши почти трагедией, ведь он больше не увидит свое божество, свой кумир. Какова же была его радость, когда и в новой школе он вдруг увидел Зою в спортзале. Оказалось, отец организовал здесь секцию и пригласил Зою ходить к нему тренироваться. Саша расценил это как добрый знак. Судьба милостива к нему. Откуда ему было знать, что, только занимаясь спортом, девочка могла не бояться грубого окрика и презрительных упреков в собственной никчемности. Как бы там ни было, вплоть до седьмого класса у Саши была возможность три раза в неделю видеть Зою и даже разговаривать с ней, а о большем он и не мечтал. В институт Зоя не поступила, хотя документы подавала и даже пришла на первый вступительный экзамен, как следует подготовившись. Однако до стола экзаменатора так и не дошла. Просто упала в обморок от ужаса, представив себе, как сейчас снова попадет в тот же кошмар, из которого только что вырвалась. Будет самой худшей, самой никчемной, самой слабой, предметом постоянных издевок и насмешек. Она так и не поняла к тому времени, что на самом деле произошло. Она так и не поняла, что ее целенаправленно травили за исправление учительских грамматических ошибок и в целях профилактики. И была уверена, что действительно ничего не знает и не умеет. Разве что грамотно писать. С такими данными путь у нее был один — работа корректором. Этим путем Зоя Смирнягина и пошла. Высшего образования для этого не нужно, достаточно быть просто грамотным, а уж этим ее Бог, как вы сами понимаете, наделил в полной мере. Так она и работала вот уже двадцать лет, сначала в крупном московском издательстве, потом в толстом научном журнале, где особо ценили ее способность быстро запоминать, как пишутся специальные термины. К нынешнему моменту толстый научный журнал закрылся, и теперь Зоя вычитывала корректуры в популярной еженедельной газете. Занятия спортом она забросила сразу же после окончания школы, ибо в чемпионки себя не готовила, а надобность в психологической отдушине просто-напросто отпала: в издательстве к ней относились превосходно и постоянно хвалили, давая высокую оценку качеству и скорости ее работы. Но травма, полученная в школе, а вернее, получаемая постоянно на протяжении четырех с половиной лет, свое дело сделала. Юная красавица спортсменка превратилась в унылую, тихую, забитую и робкую девицу, которая каждое доброе слово свой адрес воспринимала как незаслуженную милость окружающих.

За ней даже не пытались ухаживать, до такой степени сама Зоя к этому не располагала. Она боялась смотреть в глаза и не смела лишний раз улыбнуться, а о том, чтобы поддержать разговор и даже пошутить, просто речи быть не могло. И она поставила на себе крест. Так и жила бы с этим крестом до глубокой старости, если бы в один прекрасный день не появился Валерий Васильевич Волохов, чья статья о проблемах лазерной терапии при заболеваниях крови должна была выйти в том самом толстом журнале, где тогда еще работала Зоя. Но ни забитости, ни унылости не видел Александр Ташков. Он видел ту Зою, в которую был когда-то по-детски влюблен, стройную, красивую, нежную. Ведь черты лица остались теми же, какими он их знал когда-то, даже еще более совершенными, зрелыми и отточенными. Встретив ее на лестнице в институте, где работал Волохов, Ташков записал ее телефон и договорился о встрече в тот же день вечером. Разумеется, он уже знал, что приходит Зоя как раз к доктору Волохову, и уговаривал сам себя, что встреча эта будет носить чисто служебный, хотя и внешне дружеский характер. Но в глубине души он знал, что это не так. Может, не случайно так вышло, что он до сих пор не женился. И не в женской жадности до чужих денег тут дело, вернее, не только в ней. А в том, что он, сам того не осознавая, искал такую, как Зоя.

И идя в восемь вечера к станции метро «Цветной бульвар», он купил огромный букет каких-то изысканных, нарядно упакованных цветов, названия которых он не знал. Купил, потому что выглядели они очень уж красиво и необычно. Зоя пришла минута в минуту, и это почему-то умилило Ташкова. Взяв ее под руку, он повел Зою вдоль бульвара.

— Ты не представляешь, как я рад, что мы снова встретились, — искренне сказал он, украдкой вдыхая запах ее духов. Духи были хорошие, дорогие, это он сразу понял.

— Я тоже, — тихо ответила Зоя. — Расскажи о себе. Как живешь, чем занимаешься?

— Зоенька, живу я скучно, потому что в основном работаю, а на все остальное времени не хватает.

— У тебя семья?

— Увы, — он шутливо развел руками. — Не сподобился. А ты? Замужем?

— Тоже не сподобилась. Как Николай Васильевич?

— Отлично, не сглазить бы. Здоров, бодр, весел, крутит романы с молоденькими профурсетками. Слушай, давай я вас сосватаю, а? По-моему, блестящая идея.

— Что ты, Саша, я для твоего папы старовата. В молоденькие профурсетки никак не гожусь. А кем ты работаешь? Какими судьбами тебя в институт занесло?

— Ох, Зоенька, работа у меня гнусная и противная. Что-то вроде сыщика, только в соседнем ведомстве.

— В контрразведке? — догадалась Зоя.

— Ну, примерно. А ты? Где работаешь, кем?

— А я корректор. Больше ничего не умею. Уже двадцать лет только этим и занимаюсь. Саша, ты днем сказал, что вы к Волохову приходили...

— Сказал. А тебя это беспокоит?

— Ну... Как-то... Все-таки он мой врач.

Она замялась, и Ташков ясно видел, что она чего-то недоговаривает. Или хочет скрыть?

— Вот раз уж он твой врач, так и расскажи мне о нем поподробнее, — сказал он как можно беззаботнее. — Он пока еще ничего не натворил, можешь не беспокоиться, но я хочу понимать, могу ли я доверять тому, что он говорит. Иными словами, надежен ли он как свидетель.

— Ой, Саша, он замечательный, — горячо заговорила Зоя. — Ты должен ему верить. Он прекрасный человек, очень добрый и умный...

Она говорила еще какие-то слова, но Ташков слушал ее вполуха. Внутри у него все заныло. Бог мой, да она влюблена в Волохова! И еще как! По самые уши. Какая пошлость: врач и пациентка. Как в плохом романе. А он-то размечтался, дурак. Какое-то время они говорили о разных пустяках, но Ташков все время старался вести беседу поближе к Волохову, а Зоя охотно шла у него на поводу. Было видно, что любое упоминание о Валерии Васильевиче доставляет ей удовольствие.

— У тебя с ним роман? — внезапно спросил он. Зоя залилась краской и опустила голову, не отвечая.