Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

– "Зеро – раз", – попробуйте осторожно их стряхнуть. В шутку. Понимаете? Конец связи.

– "Желтый", "Желтый", эти парни держатся, как привязанные. Прием…

– Просто "Флоггеры"? Этого не может быть. "Зеро – раз" – постарайтесь сблизиться и уточнить. Конец связи.

– "Желтый", "Желтый", это точно "Флоггеры". Произвел съемку, сэр. Прием…

– Обычные "Флоггеры" "Зеро – раз"? Прием…

– Точно "Флоггеры", модификация неизвестна, повторяю, – неизвестна. Как будто бы несколько ниже расположены плоскости, чуть приподнят "фонарь" кабины, чуть расширена передняя часть. И еще… Ладно, сэр. Прием…

– Что такое, "Зеро – единица"? Говорите…

– Сэр, они как-то по-другому шевелятся…Не могу объяснить, сэр. Очень, очень хорошая маневренность. Прием…

Сэр – молчал, потому что ему было-таки о чем подумать. Наконец, послышалось:

– Сколько времени вы там вообще крутитесь, "Зеро – раз", "Зеро – двойка"? Прием…

– Семнадцать минут, сэр. Прием…

– И они так и не собираются отваливать? Прием…

– Нет, сэр. Совсем непохоже. Прием…

– Курс на базу. Ральф, по прибытию я хочу видеть подробный рапорт по форме на своем столе. Обо всем, что видел, слышал и даже чуял.

– Спасибо, сэр.

Рапорт по форме, взлетая, как при сильном ветре взлетает любой лист бумаги, все выше и выше, на каждом этапе группировалась со множеством ей подобных, брошюровалась, объединялась с аналитическими обзорами по темам и, наконец, стал одним из тех кирпичиков, из которых складывается вывод. Иногда – вполне даже однозначный. Это уж как получится.

– По поводу вашего запроса: к авиаремонтным предприятиям Советов, здесь, здесь, – референт указал на карте, – и вот здесь, в Арсеньеве, стягиваются полки, оснащенные "Флоггерами". Практически вся материальная часть, в некоторых случаях даже со штабами. Работа идет в три смены, без выходных, расширенными сменами. Ругань по поводу комплектующих и нового оборудования приобрела такие масштабы, бардак царит такой, что это даже прорывается на поверхность.

– Еще какие-нибудь свидетельства?

– Большие выплаты по сверхурочным, сэр. Премиальные в давно неслыханных масштабах. Резко сокращены плановые и учебные вылеты. До минимума, сэр.

– Напрасный труд?

– Не имеем возможности судить. Только одно свидетельство о характеристиках новой модификации. Значительно увеличен боевой радиус и, похоже, маневренность. Неприятные данные о радиусе действия и ресурсе новой РЛС. По некоторым данным, она именуется "Сатрап-2".

– В итоге получается совсем новая машина. И, по сравнению с закупкой мифических "Флэнкеров", – практически задаром… Игра?

– Есть вещи, которые невозможно спрятать, сэр. Те же зарплаты.

– Ничего. Это обозначает просто-напросто, что полки магазинов опустеют окончательно, а на колхозных, – он произнес это ужасное слово по-русски, – рынках цены взлетят выше потолка этих самых "Суперфлоггеров".

– Совершенно верно, сэр. Полки уже пустые. А цены на рынках… Несколько ниже, чем можно было ожидать. И чем вы только что сказали, сэр.

– Слушай, мамка говорит, чтоб я работу свою бросала. Так и говорит: бросай, мол, свой садик, я в прошлом годе на одной картошечке вдвое больше сделала… Золотая картошечка вышла, грит, по сорок копеечек, а сил нет…

– Ого! Во дает кулацкое отродье! Никакой совести.

– Знаешь что, Петь? Что б мы без того кулацкого отродья жрали-то всю зиму? Вон от сала не отказался небось, не спрашивал, кулацкое оно или ишшо какое! Один окорок ему запеки, другой дядя Иван ему закопти. Колбасы наделай ему, – это не бессовестные были?

– Ты че взъелась-то? Я те че, – денег не ношу? Я паш-шу, из цеха не вылазю, а ты!.. Коптилку им кто в прошлом годе сделал? Твой алкаш Васька?

В случае чего Серафима отлично умела устроить базар по полной форме: в таких случаях визгливый голос ее прорезал тонкие стенки квартиры с такой легкостью, словно они были из бумаги, и соседи получали полную возможность наслаждаться бесплатным концертом. Но сегодня у нее были малость другие планы, а кроме того, – она не была чужда своего рода справедливости: в отличие от очень многих, слишком многих других мужиков и некоторых периодов в прошлом, Петр в последнее время и правда работал что-то уж слишком много. И деньжищи таскал домой, – невпример… За похмельное состояние в последнее время безжалостно лишали премии, и он, будучи пролетарием хоть и с юности, но в первом поколении, – жадничал. Пил не больше, чем в прежние, укромные времена. И коптильню, – факт, – сделал. Ничего не скажешь. Поэтому она проделала то, чего не делала уже несколько лет по крайней мере: прилегла рядом с мрачным мужем и с легким вздохом положила голову ему на плечо:

– Я ж ниче… Хожу в садик в этот – хожу, к вечеру голова как котел от визгу от ихнего… Прихожу, – так мне ни до чего. Вон ты обижаисся, а мне правда… Ну ниче не хочу. И за все – про все – шестьдесят в месяц. А у маме – ни клятая, ни мятая… Мы ведь чего в садик в этот, помнишь? Митьку надо было устроить, не с кем оставить было. Вырос, так теперь че?

Петр, хотя, как это и положено суровому мужчине, и не показал виду, но все-таки отчасти размяк, это не в силах живого человека было – не размякнуть в таких обстоятельствах. Приобняв верную супругу, он сказал сравнительно миролюбиво:

– Это точно, вырос. В бане были, так там уже хреняка такой – я те дам! Года через два поболе моего будет… А че? И уволься с конца апреля. Поживи до октября, грю, а там и назад можно… У Паши огород засадишь, договорисся за бутылку, – ему не много надо, одному-то: дадим ему картохи мешка три, огурцов засолишь, на закуску, – оно и будет с него… Тока езди-ить!..

– Так я и говорю: давай машину купим…

Молчание, которое воцарилось после этой магической фразы, вполне можно было бы назвать зловещим:

– Та-ак, – протянул Петр, чуть отодвигаясь, – а ты, мать, не