Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

– Во! Я ж и говорю! Теть-Зининого Федьку помнишь?

– Не-а. Чей-то не вспоминается никак.

– Да ну тебя! – Серафима повернула голову только для того, чтобы изумленно выпучить на него глаза, в упор, – У Васьки на свадьбе свидетелем был! Понятно, почему не помнишь, как ты тогда себя-то не позабыл…

Тут она вовремя остановила себя, потому что – не время было для всяких там неуместных воспоминаний, их следовало оставить для следующего раза.

– Чей-то вспоминаю вроде, так че?

– Так у него сват есть, – машины ремонтирует. У него в гараже, на участку, – чего-чего только нет…

– И че?

– Че-че… Они, грят, – разбитую машину купить, совсем дешево, "копейка" вон всего восемьсот тридцать… Ну и сделать!

– Восемьсот тридцать, – сухо усмехнулся Петр, – а чинить во что выйдет, ты подумала? В тыщу восемьсот тридцать?

И тут-то она, подобно опытному стратегу (хотя, – почему "подобно"?) выбрав единственный и неповторимый решающий момент, бросила давным-давно заготовленную бомбу:

– А может, и ни во что: он, грит, пускай, грит, Петр месяцок-два поработает с ним, так, заодно, и ему сделаем… Ежели что, так я ему, грит, займу…

– Не нуждаемся, – автоматически сказал муж, думая уже совсем про другое, – зарабатываю покамест.

И тут последовал завершающий мастерский мазок:

– Так я ж и говорю: так прям и сказал, что кому-кому, а Петру – всегда пожалуйста, у него и руки, грит, золотые, и башка в железяках шурупит – лучше не надо. Тожа золотая башка…

Но даже этот морально-допустимый для суровой пролетарской души елей был уже почти что и лишним: то, что обладание машиной есть абсолютное благо, было для самых широких масс трудящихся аксиомой, истиной, не нуждающейся в обоснованиях. Почти такой же истиной было также и то, что благо это, – вещь почти что недостижимая как по деньгам, так и по возможности машину достать пусть и за вполне, вроде бы, достаточные деньги. Стать автовладельцем, – это было делом, скорее, какого-то случая: выиграть в лотерею, получить в наследство, отыскать клад или что-нибудь столь же надежное и вероятное. А тут…Месяц, полтора – два, ну, – три, и у него будет машина?!! В дополнение к этому здесь сказался и еще один, чрезвычайно характерный для определенных кругов психологический феномен: люди очень дорожили деньгами, – даже больше, чем они того по-настоящему стоили, – и очень часто буквально ни во что ценили свой труд. Вспахать огород в пятнадцать соток за бутылку, – было настолько широко распространенной практикой, что она никого даже и не удивляла. При этом у счастливого работника существовала полнейшая внутренняя убежденность, что бутылка эта – досталась ему даром. Выпивка, как это называлось, на халяву. Никто и в голове не держал, что вот это вот, – может быть и совсем других денег стоит. Так и Петр, человек с действительно очень хорошими руками и лежащим к железу понятием, был совершенно уверен, что пару месяцев все выходные и кое-когда после смены, – это даром. Совсем пустяшная вещь в дополнение к кровным восьмисот тридцати, которых, понятно, жалко, но все-таки, по сравнению с приобретением, – не очень. Халява, сэр-р-р!!! Так что, – зря его благоверная тратила какие-то и еще слова, уговаривая и улещая: он уже все для себя решил. И не слышал уже, как Серафима сказала, сжимая рот куриной гузкой, что она считала признаком истинного аристократизма:

– А машина будет, – так и сами к маме переселимся. Двадцать минут езды всего. Ремонт сделаем, а на квартиру – жильцов пустим…

– А-а, пришли значит? Ну и чего ж там на этот раз?

– Накрыли наш склад.

– Это какой же, – врастяжку проговорил лысый, кривогубый человек лет пятидесяти, с полным ртом стальных зубов, с серым лицом, изборожденным крупными морщинами, точнее, не лицом даже – а образиной, того типа, который бывает только и исключительно только результатом особого рода процесса. Особой комбинации врожденных и благоприобретенных факторов, – из тех, которые я знаю?

– Вовин. Тот, что на Старой Фабрике.

– Это тот, о котором я не знаю, – проговорил человек, отхлебывая чефирок, заваренный, правда, из "Желтой Этикетки", – так что мне нет до него никакого дела. Пусть как хочет выкручивается…

– Семен Маркианыч! Семен Маркианыч! Что ж будет-то?

– А что бывает со слишком жадными фраерами? Со всеми слишком жадными фраерами. И с ним будет тоже самое.

– Так в трубу ж вылетим! Не расплатимся…

– Ты не расплатишься, голубь сизокрылый. Умнее всех хочешь быть, а того не понимаешь, что только что, самолично разбазарил мне, что – в деле при этом складе. Про который я не знаю. Я не знаю, не мне и расплачиваться.

– Семен Маркианыч, – ну вы же знаете Вову… Он расколется до жопы, если его возьмут с поличным… Все дело в области пропадет! Как бы ни по всему Среднему Уралу! Как начнут копать…

– Ну дак а мне-то што с того? – Проговорил он с фирменным равнодушием, которое при подобных пиковых ситуациях оказывалось хлеще самого безудержного понта. – Я укро-омно живу. Вот даже не знаю ничего. Так што нечего мне пришить. А пришьют… Так не первый раз зону-то топтать.

– Все, все! Никогда больше ничего такого не будет! Все! Зуб даю! Мимо вас ни строчки не проскочит, ни крошечки!

– Не проскочит, мой нежный белый сахар, нипочем не проскочит. Знаешь, – почему? Ты меня на поставщиков выведешь. На самых-самых главных.

– Семен Маркианович! – В ужасе завопил проситель, хватая урку за складчатую, как слоновий бок, тяжелую руку. – Я ж не знаю главных! И не знаю тех, кто их знает.

– А ты узнай, голубь. Постарайся, фраерок дешевый. Стоит того. Закаешься вперед у своих отжимать. Знаешь, как это называется?

– Так ведь не успеем же!

Это… Хочешь – не хочешь, а следовало учитывать.

– Ладно… Попомни наперед. Что за товар-то на складу?

– Много товару, Семен Маркианович. П-плохой товар…

– Дурь?

– Да