Эта жестокая грация - Эмили Тьед

как золотая рыбка, но я – нет.

Алесса закашлялась.

– М-м?

Камария облизала палец.

– Твой небольшой поединок с синьором Ворчливые Штаны. В смысле ты на самом деле становишься лучше, поэтому я верю, что он помогает обуздать твою силу, но ему нравилось ощущать твои руки, а так быть не должно. Прости. Прозвучало резко. Не твоя вина, что ты сильная. Но… почему он другой?

Алесса выдержала ее пристальный взгляд.

– Он помогает. Разве имеет значение как?

Камария, казалось, задумалась.

– Справедливо. Но осторожно. Если мне интересно, то и другим тоже станет.

После часа, проведенного в объятиях Данте прошлой ночью, у Алессы создалась зависимость. Она остановилась на полпути к кровати, залюбовавшись тем, как Данте складывает рубашку и растягивается на диване, закинув руки за голову.

Когда она тяжело вздохнула, его ресницы затрепетали, будто она дунула на них издалека.

Алесса подошла к своей кровати. Остановилась. Повернулась назад. Снова вздохнула.

– Ты можешь уже подойти? – произнес Данте хриплым сонным голосом.

Она выскочила из-за ширмы.

– Я думала, ты собираешься спать. Передумал?

– Нет. Но ты уснешь, только если окажешься рядом с теплым телом, поэтому хватит нарезать круги и иди сюда. Не волнуйся. Я буду держать свои руки при себе.

Конечно. Он насмехался над остальными благопристойностями, но, когда дело доходило до прикосновения к ней, он становился почти святым. Однако она не намеревалась давать ему шанс передумать.

– Черт, а ты и правда не знаешь, как это делается. – Данте недовольно проворчал, устраивая ее перед собой, и вскоре они прижались друг к другу, как ложки в ящике.

Алесса вздрогнула, когда его дыхание защекотало затылок.

– Холодно?

– Немного, – произнесла она, надеясь, что он не заметил ее дрожащий голос.

Данте сдернул накинутое на спинку дивана одеяло и накрыл ее.

Алесса могла бы предложить свою кровать, но одно дело – лежать рядом с ним на диване, а совсем другое – приглашать Данте в свою постель, поэтому она промолчала. К тому же диван был достаточно узким, и ей приходилось прижиматься к нему, чтобы не упасть. Идеальный повод сблизиться. Девушка пошевелилась, покачивая бедрами, и ее ягодицы прижались к…

Ох. Возможно, вилять бедрами было опасно. Она не станет вилять. Никакого покачивания. Ни малейшего. Вообще не будет двигаться. Оставаться неподвижной и стараться ничего не чувствовать. Или… попытаться почувствовать все. Не виляя бедрами.

Алесса уставилась в темноту, гадая, осознает ли он ее присутствие в той же мере, в какой его осознает она. Или вовсе пожалел о своем приглашении. В конце концов, теплота его тела и ровное биение сердца успокоили ее.

Она плыла, увязнув в пространстве среди света и тьмы, мыслей и мечтаний. Одеяла на песке и мозолистой ладони, скользящей по ее грудной клетке. С такими губами, как у него, Данте должен знать кое-что о поцелуях.

Он издал низкий горловой звук, и ее глаза распахнулись.

Либо Алесса спала, и ей снился самый лучший сон на свете, либо спал он – его бедра двигались, прижимаясь к ней, и ее щеки пылали, – спал он и видел очень приятный сон. Или… они оба не спали, и он хотел посмотреть, заинтересована ли она не спать. А она была очень даже заинтересована, однако все равно не отвечала, чтобы он не решил, что она против.

Его дыхание щекотало ей ухо, и Алесса потеряла нить мыслей.

«Дыши», – напомнила себе.

Данте губами коснулся чувствительного места чуть ниже ее уха, разжигая огонь внизу живота. Мысли путались, а его пальцы тем временем скользнули под грудью. Ей было хорошо – казалось, что все идет, как и должно, – но Данте ясно дал понять, что планирует держать руки при себе. А он этого не делал.

«Говори». Алесса открыла рот, однако из него вырвался всхлип.

Данте не был лжецом. А значит, вероятно, не проснулся.

– Данте? – слово больше походило на выдох.

«Старайся усерднее, Алесса».

Она снова произнесла его имя. Громче.

Данте напрягся, как будто она вылила на него ведро ледяной воды, а затем исчез, перепрыгнув через спинку дивана.

– Прости, – выдохнул он. – Не знаю, что случилось. Как долго… То есть сколько… Нет, не отвечай. Я виноват. Не ты. Это моя вина.

Что-то дрогнуло внутри нее при виде ужаса, застывшего на его лице. Почему она ожидала другой реакции?

– Данте, все в порядке.

Он провел рукой по волосам.

– Не в порядке.

– Ты спал. – Алесса прижала колени к груди.

Данте разразился чередой проклятий.

– Это не имеет значения. Это не нормально. Я уйду прямо сейчас, и ты меня больше никогда не увидишь. – Он начал собирать свои вещи, оставляя за собой след из оброненных предметов.

Алесса сжала пальцы.

– Я виновата.

– Ты виновата в том, что я тебя лапал? – Он покачал головой. – Нет.

– Я не разбудила тебя. Не сразу. – Болезненный жар пополз вверх по ее шее. Она таяла от его прикосновений, в то время как он мечтал о ком-то другом, а она даже не могла спасти свою гордость, отрицая это, иначе он бы ушел, снедаемый чувством вины.

Он наклонился, чтобы поднять потерянный носок.

– Ты не должна винить себя за то, что запаниковала, проснувшись оттого, что тебя кто-то лапает…

– Данте, я не спала!

Парень застыл на месте, и у нее создалось впечатление, что тишина может расколоть воздух.

– Я… я думала, может, и ты проснулся. – Алесса прижала руки к груди, которая, казалось, вот-вот разорвется. – Прости. Это было неправильно. Это я ошиблась.

Данте вздохнул так глубоко, как будто его легкие долго не получали кислород.

– Я же сказал, что буду держать руки при себе.

– Ты спал. Я нет. Вини меня.

– Это была моя…

– Можем мы просто согласиться, что оба облажались, и пообещать никогда больше не прикасаться друг к другу, не убедившись, что все в порядке?

Он посмотрел на дверь.

– Данте, если ты исчезнешь, мне придется рассказать им, почему ты ушел. Пожалуйста, не заставляй меня делать это.

Данте не хотел ее, а Алесса не хотела, чтобы уходил он.

Он прикусил губу.

– Прости, мне жаль.

Не так, как ей.

Тридцать четыре

Molti che vogliono l’albero fingono di rifiutare il frutto.

Многие делают вид, что отказываются от плода, но желают дерево.

Дней до Диворандо: 15

Данте и Алесса игнорировали друг друга так, как только могли два человека, оказавшиеся в ловушке непосредственной близости, но утро выдалось таким напряженным, что ей не терпелось приступить к тренировке. Ничто не утешит девушку после отказа сильнее, чем возможность попытать друзей.

Однако в последний день тренировок перед Карнавалом Кролло благословил Саверио волной палящего зноя, и температура, да еще и маячащий Диворандо, означала, что на тренировку все явились на грани.

В зале становилось душно, и температура поднималась с каждой минутой. Алесса и Йозеф объединились, чтобы охладить комнату, но он не выдерживал ее силу достаточно долго, чтобы обеспечить существенное снижение температуры, а Саида, попытавшись всех остудить, просто обдала присутствующих густым воздухом, и всех, будто накрыло горячим одеялом.

– Весь день я так не выдержу, – простонал Калеб. –