Улан Далай - Наталья Юрьевна Илишкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь, обойдемся без раскулачивания, – твердо произнес Чагдар. – Сбор на площади через два часа.
– Есть, – по-военному откликнулся Мухайкин и торопливо допил шулюн. – Разрешите идти?
– Я тоже пойду, – поднялся Шарапов. – Соберу ячейку для проведения ориентировки.
– Сколько у вас членов? – поинтересовался Чагдар.
– Было пятеро, одного летом вычистили за неуплату взносов. Семья у него большая, да и пил сильно, – доложил Шарапов.
– А почему же тогда не за пьянку?
– Пьющих у нас было двое, а сразу на сорок процентов сокращать ячейку немец не велел, – объяснил Шарапов, имея в виду предшественника Чагдара на посту районного секретаря.
– Бессемейную молодежь привлекайте, – посоветовал Чагдар.
– Пробовал, не идут бессемейные. Народ у нас еще темный, – оправдал Шарапов малые цифры охвата. – Затвердили себе, что член партии – плохой кандидат в мужья, дома не бывает, для хозяйства только обуза. А парни и готовы были бы вступить, но сначала жениться хотят.
«Хорошо, что Цаган сирота, – промелькнула мысль в голове Чагдара. – Будь у нее живы родственники, мне бы точно отказали».
– Пойду вздремну, – зевнул Чагдар, когда гости покинули баз. – Разбудите меня через полтора часа, брат, – попросил он, снимая с руки и передавая Очиру мозеровские часы на черном кожаном ремешке.
– Какие часы! – восхитился Очир. – В крайкоме отоварился?
– Это наградные, – с гордостью ответил Чагдар. – За успехи в ликвидации неграмотности.
– Ценит тебя советская власть, – отметил Очир, застегивая ремешок у себя на запястье. – Выходит, не зря ты за нее воевал.
Чагдар ничего не ответил. Понимал, что досадно Очиру. Сад в Васильевском, выпестованный его трудами, пришлось бросить на произвол судьбы. А теперь и скотину, за которую он когда-то заплатил заграничным костюмом и часами, придется отдать на общий двор просто так. И то понимал Чагдар, что не будь он партийным начальником, его брат ни за что не вступил бы в колхоз.
– А знаете что, – решился Чагдар, – я вам эти часы дарю.
– Ну уж нет, – усмехнулся Очир, – я чужие награды носить не буду. Я даже своих не ношу, – добавил он. – Хоть, может, и хотелось бы.
Чагдар помрачнел. Не хватало еще, чтобы Очир нацепил на себя Георгиевские кресты.
– Брат, поверьте, я все понимаю. Но обстоятельства выше нас. И я уверен, что колхозный путь – единственно правильный. Единолично коммунизм не построить. Всем, кто работает на земле, надо преодолеть частнособственническое мышление, иначе все наши усилия, все наши жертвы уйдут в песок.
Очир испытующе посмотрел на Чагдара.
– Ты что, на мне агитацию пробуешь? Или ты всерьез так думаешь?
– Разве я вам когда-нибудь врал? – запальчиво спросил Чагдар брата.
– Заговорили тебя коммунисты! – горько проронил Очир. – Иди, спи, разбужу.
Через полтора часа Чагдар оседлал коня и поскакал на другую сторону речки Мукан Сала к хуторскому сельсовету. Отец и Очир решили идти пешком.
– Надо привыкать к безлошадности, – мрачно бросил Очир. – На конях будут теперь ездить только начальники.
Площадь перед сельсоветом была совершенно пуста, только в пыли у крыльца лежало несколько собак. Чагдар разглядывал строения и поневоле сравнивал с теми, что окружали хуторскую площадь в Васильевском. Дома, которые сохранила память из детства, были добротные, обшитые тесом, крашеные, с резными ставнями, с железными крышами. А сейчас он видел наспех сложенные, крытые камышом и соломой. Обшивки, побелки не было ни на одном. Перед правлением хилый саженец непонятно какого дерева, окруженный от потравы частоколом, отчаянно боролся за жизнь. Листья с него уже облетели, а может быть, и не появлялись.
Если народ не соберется, снимет он Мухайкина с должности к чертовой матери, решил для себя Чагдар. Но тут из-за угла показались отец и брат, а за ними целая толпа. С другой стороны подъехали на телеге Мухайкин с Шараповым, с ними еще трое. Привстав в повозке, Шарапов достал из-под себя рулон красного кумача, который тут же растянули вдоль фасада сельсовета. «Все в колхоз!» – неровными белыми буквами было выведено на полотнище. Народ потихоньку подтягивался, кто пеший, кто конный, и вскоре площадь показалась Чагдару маленькой и тесной. Пришли не только главы семейств. В отдалении кучковались женщины, туда-сюда бегали любопытные дети. Тыча пальцами в лозунг, они наперебой читали надпись. Это умилило Чагдара. Вот она, растет грамотная смена! Ради будущего этих пострелят и задумана великая революция.
Мухайкин вынес из сельсовета списки дворов и, встав в полный рост на телеге, начал перекличку. Получалось, что из восьмидесяти дворов присутствовали главы семидесяти, а от остальных были представители. Чагдар совсем повеселел.
Мухайкин объявил тему схода и дал слово Чагдару. Чагдар привстал в стременах, молча и неторопливо окинул взглядом площадь. Такой прием он подсмотрел у Канукова. Толпа затихла.
– Уважаемые товарищи старики, братья и сестры зюнгарцы! – бодро начал Чагдар. – Я не буду описывать настоящее ваше положение, оно видно вам самим, но скажу, что хуже этого положения в районе нет ни у великороссов, ни у украинцев, ни тем более у немцев. Умные немцы организовались в числе первых и живут теперь припеваючи.
Про немцев Чагдар немного покривил душой, потому что обещанные за стопроцентную коллективизацию трактора остались в планах на весеннюю посевную, а новые колхозники рассчитывали поднять ими осеннюю зябь. И хоть он и пообещал не описывать положение калмыков, но все-таки не удержался.
– Советская власть провела серьезную работу, чтобы собрать по округу калмыков и поселить всех кучно. Наделила каждое домохозяйство пахотной землей и ждет от вас в будущем году урожая. Но вспахать и засеять землю весной большинству будет нечем и не на чем. Без организованного коллективного труда вы от нищеты не оправитесь. Единственный выход – дружно сплотиться в колхоз и энергично браться за добросовестный труд.
Чагдар выразительно посмотрел на собравшихся, но не встретил ни одного ответного взгляда. Мужчины сосредоточенно попыхивали трубками. Женщины потупили взгляды, как невесты на выданье, и тоже не выпускали изо рта трубок. Только стоящие сбоку телеги члены партячейки усердно кивали в такт его речи.
– А урожай делить как будем: поровну или по совести? – зычно крикнул из заднего ряда всадник на мышастом коне.
– Каждый член колхоза получит долю урожая сообразно числу едоков, – ответил Чагдар фразой из методички.
– Даже если один сдал в колхоз две лошади, а другой – ни одной?
– Лошади будут уже общественные.
Конь под всадником переступил с ноги на ногу и потряс гривой, словно не соглашаясь с такой участью.
– А за сдачу вот этого красавца сколько мне заплатят? – не унимался горлопан.
– Обобществление не предусматривает денежной компенсации, – процитировал Чагдар еще одну строчку из
