Хрупкое заклинание - Эллисон Сафт

Слишком поздно для осторожности.

– Пока мы здесь, я хочу осмотреться, – сказал он.

Ей было любопытно узнать, чем же так занят Джек. Кит медленно обходил комнату по периметру, пока не встал за письменным столом. Он взял с полки стеклянный графин с виски, откупорил окошко и быстро вылил его. Когда он ставил графин на полку, на его челюсти дрогнул мускул. Прохладный ветерок пронесся по комнате, шелестя бумагами Джека. Нив нерешительно подошла к нему. Между полками и креслом с мягкой спинкой было не так уж много места. Ее локоть ударился о его локоть, когда она начала перебирать бумаги, сложенные в аккуратные стопки. Здесь были схемы рассадки – имена добавлялись, вычеркивались и переставлялись сотни раз – и меню с его дотошными пометками («Губка слишком плотная», «Чайный аромат очень сильный», «Я не переношу лаванду»).

Все до ужаса обыденно.

Нив разложила их в правильном, по ее мнению, порядке, а затем обратила внимание на ящики. Внутри она обнаружила бухгалтерские книги – целые тонны, все одинаковые и переплетенные в кожу. Она положила на стол несколько.

– Он всегда что-то в них пишет, – сказал Кит, – и ни разу не позволил мне заглянуть.

– Посмотрим?

Каждый взял по одной. Мелкий почерк Джека выбил ее из колеи, а от огромного количества цифр голова запульсировала в знак протеста. Нив выучила некоторые основы математики для работы в лавке. Но цифры не ее сильная сторона, и ей трудно понять, на что именно она смотрит. Здесь были письма и документы, каждое из которых выглядело более официальным и грозным, чем предыдущее.

Кит рядом с ней листал их с той же непреклонной сосредоточенностью, с какой он относился ко всему в своей жизни. Глаза его расширились, а кожа бледнела с каждой перевернутой страницей. Он читал, казалось, целую вечность, прежде чем отложить бухгалтерскую книгу в сторону и перелистать другую. В конце концов к его лицу вернулся привычный цвет, и он пришел в ярость:

– Этого не может быть!

– Что такое?

Принц отступил на шаг и устремил взгляд на стол, словно тот укусил его.

– Королевская казна почти пуста.

– Что?!

Кит принялся за работу. Он вскрыл все ящики и все шкафы. Он раскопал корреспонденцию из всех уголков империи. Он разбирал комнату с той же безжалостной точностью, с какой охотник разделывает добычу. К концу работы они практически утонули в бумагах. Он перегнулся через стол, и его пальцы зацепились за края.

– Все началось с нашего отца, несколько десятилетий назад, – сказал Кит. – Махлэнд был не единственной колонией, восставшей в то время, и попытки старика подавить бунты все разом оказались чрезвычайно затратными. С самого начала это была безнадежная битва, но король отчаянно пытался удержать империю. Он истощал наши ресурсы ради собственного эго.

Нив и представить себе не могла, сколько крови пролилось в результате стольких войн. И теперь она с ужасом думала о том, что случилось бы в войне за независимость Махлэнда, если бы король не рассеял свое внимание. Их вполне могли разбить.

– А потом, – продолжал Кит, и его горечь только усиливалась, – когда он проиграл, успокаивал себя тем, что строит красивые и бесполезные вещи – такие, как дворец, в котором он сейчас гниет, монструозное сооружение из золота. Не говоря уж о расходах на содержание всех его любовниц, его пристрастие к лаудануму, предметы искусства, которые он коллекционировал… Его долги просто астрономические.

– И он оставил все это Джеку, – тихо сказала Нив, – не потрудившись подготовить его.

– Именно, – сухо подтвердил Кит, – похоже, с тех пор Джек изо всех сил старается заткнуть дыры, пытаясь сохранить иллюзию нормальной жизни. Один из его крупнейших инвесторов сейчас – герцог Пелинор, отец Синклера.

Ее сердце гулко ухнуло в груди.

– О нет!

Кит начал мерить шагами кабинет.

– Человек, который сделал половину своего состояния, эксплуатируя махлийцев. До восстания он был помещиком, а теперь использует дешевую махлийскую рабочую силу, чтобы получить максимальную прибыль.

Это означало, что Джек не мог позволить себе злить его.

Нив прислонилась к столу, на нее накатила волна тошноты.

– Так вот почему он отказывается общаться с протестующими.

– Авалэнд теряет деньги, – сказал Кит, – а он просаживает огромные средства на эту свадьбу. Зачем?

Долги, взятки, коррупция… Авалэнд был королевством, которое держалось на золотой краске, молитвах и воле одного человека, решившего в одиночку взвалить на себя всю тяжесть происходящего.

Кит смахнул все со стола. Бухгалтерские книги упали на пол. Бумаги разлетелись по комнате.

– Как он мог все скрывать от меня?

Нив положила руку ему на локоть:

– Ты был слишком юн.

– Это не оправдание, – прорычал принц. – Он идиот. Если бы он умер сегодня ночью, все это досталось бы любому бедному ублюдку, которого парламент счел нужным назначить, но никто не обладает достаточной компетенцией, чтобы скрыть это так же хорошо, как он. Я мог бы помочь ему. Но я не могу вмешаться, поскольку не имею ни малейшего представления о том, с чем мне придется столкнуться.

– Не тебе это исправлять, Кит, – сказала Нив. – Тебя здесь даже не было. Не ты создал этот беспорядок.

– И не он тоже. Черт, – пробормотал Кит, – твою мать… Прости!

– Ты в порядке?

– Да, – сказал он, помолчав. Его гнев улетучился, и на лице осталась лишь твердая решимость. – Это хорошо.

Нив ошеломленно смотрела на него.

– Ты как себя чувствуешь? Я не понимаю, как это может быть хорошо при любом раскладе.

– Я никогда не чувствовал себя лучше. Я чувствую, что могу что-то сделать! – Кит отбросил волосы с лица. – Так долго я чувствовал себя совершенно бессильным, как будто ни дня в жизни не был свободен. Я думал, что никогда не смогу сбежать – ни от своей семьи, ни от прошлого, ни от собственного разума. До моего возвращения независимо от того, брошу я пить или нет, жизнь казалась мне бессмысленной. Я застрял на ферме в Элладе, никого не знал и ничего не мог делать, кроме как думать обо всем, что я потерял, и обо всех своих неудачах.

Но однажды я увидел, во что превратился. Человек, которому принадлежала оливковая роща, нашел меня в отключке. Видимо, зрелище было не из приятных! – Кит насмешливо хмыкнул. – Когда я пришел в себя, он усадил меня и сказал: «За эти годы я видел много таких, как ты. Ты не должен вредить себе, потому что кто-то другой навредил тебе». Тогда я понял, что у меня есть выбор. Либо я умру там, либо буду жить назло всем.