Брандвахта - Александр Викторович Горохов

— Я — из последней категории. Навёл о тебе справки, посмотрел на тебя лично и пришёл к выводу: годишься мне в окружение. В принципе, готов прямо сейчас взять тебя в свою команду и начать натаскивать перед будущими действиями.

Я покачал головой.

— Не получится. И не только из-за того, что в ответе за своих людей. Вы мне на наше «почти небеспредельное» прошлое намекали. Так вот, во время того единственного беспредельщицкого эпизода я заработал дырку в боку и сломанное ребро. Так что любые серьёзные нагрузки мне ещё месяца полтора крайне противопоказаны.

— Понял, — кивнул тот. — Значит, позже поговорим.

Договорились с Галиуллиным связываться по рации каждые три дня. Чисто для контроля. Или, в случае ЧП, на «аварийной» волне в любое время дна и ночи.

Вечером после этой поездки я обратил внимание на то, что Вострецова ведёт себя как-то странно. Какая-то приторможенная, отвечает невпопад, глаза красные, словно плакала. А пробегая в туалет из радиорубки, где я «засел» на полночи, услышал сдавленные всхлипывания и громкий шёпот, словно она сама себя в чём-то убеждает. Поскрёбся в дверь, всхлипывания сразу же умолкли. Выждав паузу, приоткрыл её, не запертую на замок. И ошалел от того, что увидел в свете, просочившемся из коридора: Люся сидит в одном белье на кровати, табуретка у окна, а над ней, привязанная к трубе отопления, свисает… скрученная из простыни петля.

— Ты чего это удумала⁈

Говорил негромко, чтобы не привлекать людей. В ответ — молчаливые рыдания, от которых тело женщины начало просто сотрясаться.

— Что случилось? — присел я перед ней на корточки.

Мотает головой и продолжает захлёбываться слезами. Пришлось сесть рядом, обнять и прижать к себе. Что-то негромко говорил успокаивающим тоном, гладил по голове и спине, вытирал ладонью слёзы, целовал в лоб и глаза, пока она висела у меня на шее, уткнувшись в мой плечо. И тут…

Не знаю, что произошло. Снесло крышу. Сначала у девушки, а потом у меня. Пришли в себя только когда всё закончилось. «Штучка» оказалась ещё та! Нет, не орала, просто едва слышно сдавленно стонала, дойдя до пика, комкала пальцами простыню и сотрясалась всем телом. Почти непрерывно на окончательном этапе.

— Господи, мы же это без презерватива делали, — пробормотала она, когда чуть отдышалась.

— Мне тебя заражать нечем, я «чистый», — по-своему истолковал я её беспокойство.

— Да не в этом дело, — вздохнула Люся. — Да ладно, поздно уже что-то менять. Значит, так и будет.

Вот осёл!

— Спасибо тебе, что вернул меня к жизни, — объявила девушка, когда я уже ближе к утру всё-таки собрался уйти спать, и ткнула пальцем в петлю. — Только помоги мне эту дрянь снять.

Сразу после ужина следующего вечера меня попросила задержаться на кухне Бородина.

— Ты спишь с кем угодно, кроме меня, потому что я бл*дь?

— Оля, я такого не говорил.

— Не говорил. Но я же видела, как ты на меня смотрел даже после того, как Латыев сбежал. Да, бл*дь. Была бл*дью, и от тебя не скрываю этого. Но ты забыл, что люди тоже могут со временем меняться.

— Ещё скажи, что ты в меня влюбилась из-за того, что я оказался непревзойдённым любовником…

— Не скажу. Хоть любовник ты действительно неплохой, а опыт у меня в этом вопросе богатый. Ты мне не потому нужен. Я — тоже человек, и мне нужно человеческое отношение к себе, которое ты мне можешь дать. В общем, у меня осталось двое суток до месячных, и эти две ночи я сплю у тебя. А все эти Файки и Люськи потерпят. Не захотят терпеть — пусть присоединяются: я знаю, у тебя сил и на них хватит.

Твою же мать! Ещё групповухи мне не хватало!

Впрочем, дошло со временем и до неё. Не сразу, примерно через месяц, когда явившаяся Фая не заметила прикрывшуюся одеялом Бородину и залезла ко мне под бочок.

Люся? Ещё пару «сеансов психотерапии» я ей провёл, пока у Ольги были «те самые дни». А потом Люся сблизилась с Бивалькевич, и однажды, выходя из радиорубки, я нарвался на доктора, «просачивающегося» из каюты Вострецовой. Саня, конечно, смутился, но я улыбнулся, давая понять, что не ревную.

— Надюха не против, — пробормотал он, оправдываясь.

Ну, и ладненько.

К ноябрьским праздникам, когда снег лёг окончательно, а на поверхности озера у берегов стал нарастать ледок, «Пилюлькин» поделился новостью:

— Люська, кажется, понесла. Уже больше месяца задержка месячных.

Поздравил. Ну, не рассказывать же ему, что эта задержка случилась после ночи, когда его «вторая жена» собиралась залезть в петлю.

— А Надежда как?

— Пока не решилась. Обещает, что поближе к весне…

Кстати, про «задержки». Файка на этом внимания не заостряла, но я-то не слепой. И дни умею считать. Вафина тоже блюёт от резких запахов, а Серёга «пляшет» вокруг неё, стараясь во всём угодить. Из способных рожать «держатся» только Светлана, Бивалькевич и Рита, с которой (и с Васьком заодно) Александр «провёл воспитательную работу» о том, что им следовало бы годик повременить, чтобы не подорвать здоровье девчонки ранней беременностью. Так что следующим летом у нас не брандвахта будет, а плавучие детские ясли.

Перед окончательным ледоставом отогнали наш «Ноев ковчег» подальше от берега, а когда ударили морозчики и лёд окреп, занялись «обороной»: начали насыпать вокруг нашего «плавучего табора» снежный вал и поливать его водой. Задолбаешься теперь скрытно пробираться на борт брандвахты и к баржам-складам. Ну, и нам отвлечение от вынужденного зимнего безделья. Кроме зимней рыбалки, которая, стараниями Ольги, ставшей какой-то умиротворённой, «домашней», ещё и рацион разнообразит. Она ведь как-то обмолвилась, что всю досемейную и семейную жизнь хотела просто домашнего уюта. Может, и правда, не гуляла бы налево и направо, если бы её Митька вечно не пропадал в командировках?

В общем, календарную зиму мы прожили нормально. Не без приключений, касающихся бытовых условий, и мелких неурядиц. Но, в сравнении с первыми месяцами после апокалипсиса, даже не стОящими упоминаний. В общем, ничего критичного. Тишь да гладь, да божья благодать, редкие походы в Чесноковку для обмена наших запасов на что-нибудь срочно понадобившееся, и созерцание на зимнюю природу…

Во второй половине марта снег начал оседать из-за того, что днём стояли плюсовая температура. С «южных» бортов брандвахты и барж стали появляться узенькие, пару сантиметров, полоски чистой воды, уровень которой,