Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева

Волынская армия сильно пострадала. Герцог Реджио был ранен; его рана неопасна: пуля застряла в боку.

Поле битвы осталось за нами. Мы могли выбирать между двумя дорогами: на Минск и на Вильну. Минская дорога проходит через леса и болота, там невозможно найти пропитание для армии. Напротив, Виленская дорога проходит по плодородному краю. Армия без кавалерии и почти без боеприпасов, ужасно утомленная пятидесятидневным маршем, влеклась следом за больными и раненными в стольких боях. 30 ноября главная квартира была в Плещеницах, 3 декабря – в Молодечно, где армия встретила первые конвои из Вильны. Все раненые и тяжести были отправлены в Вильну.

Император шел всегда посреди своей Гвардии, постоянно готовой броситься туда, куда потребуют обстоятельства, но одного ее присутствия оказывалось достаточно. Наша кавалерия так обезлошадела, что пришлось собрать всех офицеров, сохранивших одну лошадь, чтобы сформировать четыре роты по сто пятьдесят человек в каждой. Этот Священный эскадрон под командованием генерала Груши и подчиняющийся Неаполитанскому королю не терял Императора из виду во всех его перемещениях.

Здоровье Его Величества превосходно.

* * *

Барлоу не понадобилось много времени на сборы: в Вильне он провел всего шестнадцать дней. Двор и дипломатический корпус собирались уезжать; американец вовремя успел нанять карету, запряженную шестерней, и кучера, сел в нее вместе с Томом и Жан-Батистом, привезшим его сюда, и отправился на юг. Скоро в Литву нахлынет русская армия, которая гонит перед собой французов. Чтобы не угодить в людской водоворот, лучше из Варшавы поехать в Краков и вернуться в Париж кружным путем через Вену.

В окошко кареты Джоэл увидел женщину, быстрыми шажками семенившую по улице, так что слуга едва поспевал за ней. Герцогиня Реджио! Молодая супруга маршала Удино, этого нового Баярда. Вот история, достойная романа! Она аристократка, он – сын пивовара, ей двадцать лет, ему сорок четыре, ее прочили за его старшего сына Виктора, но она предпочла сыну отца, и это брак по любви! Маршал овдовел два года назад; его первая жена родила ему семерых детей. Эжени де Куси стала герцогиней Реджио в январе этого года; через шесть месяцев после свадьбы неукротимый муж покинул ее, чтобы последовать за императором в Россию; трое его младших детей остались в Лотарингии на попечении юной мачехи. Узнав, что маршал был ранен при Полоцке (еще в августе), герцогиня помчалась его разыскивать, взяв в спутники своего дядюшку. Бедная девочка… Барлоу вздохнул и закрыл глаза.

* * *

Некоторые из генералов еще сохранили лошадей, но большинство шагало пешком – Священный эскадрон просуществовал только три дня. Старшие офицеры разных корпусов кутались в прожженные шинели и полысевшие шубы, порой деля их пополам с товарищем. Многие опирались на еловую палку; отросшие бороды обледенели, усы и брови покрылись инеем. Наполеон ехал в карете.

Морозный воздух казался густым, слова застревали в горле, так что едва можно было говорить друг с другом. Ночь в Бенице прошла без сна. Император подписывал декреты, приказы о повышении в чинах, о выплате вознаграждений… В девять утра он уехал в Сморгонь, оставив позади свою Гвардию, которая за ним не поспевала. Вести армию в Вильну выпало Мюрату.

Если армия отдохнет там хотя бы дней десять, дисциплина и боевой дух будут восстановлены. Виленский гарнизон усилен дивизией Луазона – это двенадцать тысяч хорошо обученных и обмундированных солдат. Поставить несколько артиллерийских батарей, построить полтора десятка редутов – и там можно продержаться хоть целую зиму, заготовленных запасов хватит до весны. Вреде ведет туда своих баварцев, Шварценберг всего в трех переходах от нашего левого фланга. Из Германии уже выслали подкрепление, через несколько дней армия вырастет до ста семидесяти тысяч человек, польский корпус переформируется на родине и вернется, к весне подойдут войска из Франции и Италии – и мы начнем новую кампанию.

…Смеркалось; еврей пробирался по едва приметной тропинке, увязая в снегу; идти за ним приходилось в один конь. Когда миновали мельницы, уже совсем стемнело. В городе было тихо, даже собаки не лаяли. Еврей уверял, что Наполеон в Ошмянах, но не знал, в каком именно доме. Император не остановится где попало, дом должен быть большой и справный. Вон тот, например, где во дворе толпятся люди…

Сеславин гикнул; казаки галопом проскакали по улице и ворвались во двор; французы заметались, крича: «Aux armes!»[49] Дом оказался комендантским, в соседнем был устроен провиантский магазин.

Изрубленные караульные валялись на снегу, потрескивало дерево, облизываемое языками пламени, но на сигнал тревоги со всех сторон толпами сбегались французские солдаты, строились и открывали батальный огонь. Наверное, Наполеон уже проехал… Сеславин скомандовал отступление, отряд темной молнией выскочил из города.

Час спустя в Ошмяны въехала императорская карета. Конных егерей, сопровождавших Наполеона, сменили польские шеволежеры из 1-го гвардейского полка.

* * *

Итак, подведем итоги.

«История живописи в Италии» погибла, Анри удалось сберечь только двенадцатый том. Из всех вещей у него осталось лишь то, что на нём, зато он жив, здоров и похудел. Когда он вернется в Париж, то закажет себе новый мундир, который будет сидеть на нём очень авантажно. К армии отправлены уже два обоза, дивизия Луазона два дня назад вышла ей навстречу. Генеральному директору по резервному снабжению больше нечего делать в Вильне, он может выехать в Кёнигсберг.

Последние пятьдесят дней выдались тяжелыми, Бейль настрадался физически и не получил никакого морального удовлетворения, но теперь это всё в прошлом. Перевернуть страницу и лететь к новым подвигам на службе его величества.

* * *

Боже, как он бледен! И руки как лёд… Он потерял так много крови… Эжени боится отпустить его руку – ах, если бы она могла отдать ему часть своего тепла, поделиться своей горячей кровью! Другие раненые стонут и жалуются, а Шарль всегда спокоен, даже пытается улыбнуться ей, хотя, должно быть, испытывает страшные муки. Всё его тело покрыто шрамами от сабельных ударов: руки, ноги, даже лицо, а теперь еще эта жуткая рана… Когда Эжени узнала, что пуля так и осталась внутри, она ужаснулась, а Шарль сказал: «Не беспокойся, она обрастет мясом. Вот только хорошо бы вытащить клочки одежды, которые она захватила с собой». Эта мерзкая пуля пробила мундир, фланелевую фуфайку и сорочку! Рана может воспалиться, нагноиться, начнется гангрена… Нет, нет, нет, гнать такие мысли, думать только о хорошем! Шарль жив и в сознании! Он убежден, что Вильну можно и нужно оборонять и постоянно спорит об этом с разными начальниками, которые приходят к