#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты что? Поверила? – с вызовом сказала мать.
– А почему мне не поверить?
– А ты, Лиза, веришь ему? – Татьяна Викторовна повернулась к подруге дочери. Та встрепенулась и широко распахнула свои большие глаза.
– Я не знаю, странно это все, конечно, но что же остается? – выдавила Лиза наконец. До того момента, как мать Веры усомнилась в Сергее, сама она не сомневалась в чистоте его намерений, но стоило более мудрой женщине лишь озвучить их, как она поверила, что и сама чуяла что-то неладное во всей этой истории. Истоки ее колебаний сводились к тому, что Лиза никогда не понимала Сергея – ни в беседе, ни по рассказам Веры, а сейчас тем более понять его не могла.
– А что странного? – сказала так же с вызовом Вера. – Он все объяснил, как это работает, какая высокая эффективность.
– Почему тогда об этом методе твой ревматолог не в курсе?
– Потому что протокол еще не признан мировым сообществом.
– Вот оно что! Ерунда это все, – сказала Татьяна Викторовна. – В облаках витает твой Сережа, как и тогда с этими акциями МММ. Хватается за любую соломинку, лишь бы не быть с тобой тогда, когда он тебе так нужен. Разве этого ты хотела бы от своего мужчины?
– Нет, совсем не этого, но что мне делать, скажи на милость? – неожиданно разъярилась Вера.
– Борись за него, не отпускай его за тридевять земель! Там он познакомится с кем-нибудь… вы и так почти не видитесь. Охмурит его какая-нибудь бразильянка, он останется там, и что ты будешь делать?
– Это и правда опасно, – заключила вдруг Лиза. – За границей легко влюбиться в кого-то. Там своя атмосфера. Тем более, ты же знаешь, – намекнула она, смущаясь Татьяны Викторовны, – вы… не живете вместе. Для мужчины это крайне важно.
Вера закрыла глаза – казалось, ярость разрывала ее на части, но она изо всех сил старалась не кричать на мать и на подругу, все-таки они были не дома. А злилась она прежде всего оттого, что и сама была в смятении, и они говорили очевидные вещи, которые она и без них понимала прекрасно, так зачем было их озвучивать? Чтобы только усугубить ее положение и еще больше омрачить ее думы!
– Вера, неужели ты не любишь его? Тебе как будто все равно, что он бежит от тебя на другой конец света, – продолжила Татьяна Викторовна. – Похоже, ты не так сильно дорожишь им.
– Мама! Как ты не понимаешь! – вскричала Вера, ее глаза, казалось, искрились от гнева и какой-то невозможной страсти, горения ненависти и любви одновременно. – Вся моя… Душа! Заключена в нем. Мне нет жизни без него, нет смысла, потому что я знаю, что он такой один в целом свете, и я хотела бы каждую секунду своей жизни быть с ним…
– Ну так борись… – не выдержала Татьяна Викторовна, – пока у тебя есть над ним хоть какая-то власть, будь хитрее, обольсти его, ведь ты женщина… Но не сдаваться же тебе… Что будет, если он сейчас уедет и совсем бросит тебя, неужели ты опять вернешься к этому тирану, я с ума сойду, если так будет…
– Не буду бороться! – вскрикнула Вера.
– Но почему? – спросила Лиза.
– Что же вы, сговорились мучить меня? – воскликнула Вера. – Вы не понимаете его, не можете понять, никто не может: ни его друзья, ни коллеги, ни руководитель, ни родители. Но он мне сказал, что верит, что я постигну. И я бы не постигла, как и они, другие. Но я захотела понять, потому что увидела его одиночество. И тогда-то поняла. Он все еще любит меня, но даже не столько меня, сколько саму идею – вылечить меня, как больную, как своего пациента, как одну из многих больных. И мне это только что было обидно, меня парализовало от горечи, от несоответствия наших с ним чувств друг к другу. Я решила, что моя любовь к нему – это целый мир, а его любовь ко мне – лишь маленькая доля его любви к миру. А потом на меня нашло такое отупение, все чувства стерлись, наступило такое безразличие, все показалось пустым, бессмысленным, будто сейчас брошусь под машину, и все! А потом подумала, что и этого не сделаю, потому что и в этом для меня нет смысла. Я никогда не заставлю его любить меня так, как я хочу. Потому что он другой человек, другой ум. Я не смогу властвовать над ним безраздельно. Эта мысль, такая простая, такая банальная, она как будто что-то сделала со мной, с моими глазами. Я будто прозрела и увидела все по-другому. Я поняла вдруг, что я – это не только мое тело, не только мозг, в котором заключены душа, мысли, память. Я больше этого тела, я сильнее своего недуга и своей немощи. Мое «я» бескрайне, мой внутренний мир безграничен, и в нем мое «я» ничем не болеет. И он, Сережа, это скоро всем докажет. Он приедет и докажет, что не существует болезней. Есть только незнание, черные дыры науки. И тогда-то до меня наконец дошло еще и другое: он любит меня не меньше, чем я его, а просто по-другому. Вот в чем все дело.
Лиза и Татьяна Викторовна были поражены ее рассказом, в котором они, казалось, понимали не все. Но все-таки были поражены. Они слушали ее, как завороженные. И долгая пауза, которую сейчас Вера выдержала, чтоб сглотнуть слезы, подступившие к горлу и уродовавшие голос, вызвала еще большее напряжение. Наконец Лиза не выдержала:
– Как «по-другому»?
– Сережа… любит не столько меня, сколько… он растворился в духовном мире. Он здесь на земле физически, но духовно не здесь, он как бы разбивается на тысячи частиц и думает обо всем сразу. Но каждая его частица – это целый мир. И если он отдал одну из них мне – то это не значит, что он любит меня меньше, чем я его. Быть может, наоборот, это я люблю его меньше, потому что меня в духовном мире меньше, чем его. Мне кажется, я впервые кого-то поняла по-настоящему сегодня. Я поняла, что нельзя ему препятствовать ни в чем. Наоборот, такого человека надо во всем поддерживать, что бы он ни решил в своей одержимости. А еще я вдруг осознала, между делом как будто… почему люди друг друга никогда до конца не понимают. Потому что все подходят друг к другу с позиции
