Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Беды с этим плугом никакой, Янош Варга, с тобой вот только беда. Пройдись-ка со мной немножко, вон туда по участку, покажу тебе кое-что.
Они зашли по пашне за полосу Шули Киш Варги саженей на пятьдесят, и Янош Балог остановился.
— Глянь-ка отсюда на свою вспашку, что ты видишь?
Шули Киш Варге по-прежнему было невдомек, не мог он понять, чего этот Балог хочет.
— Что вижу? — нехотя отозвался он. — Да ничего не вижу. Вспашка как вспашка. Как у других. Слепых борозд нет, это точно, ручаюсь вам…
— Ну тогда смотри! И не говори, что я к тебе придираюсь. На добрый ланц в сторону от полевой тропы вспашка твоя рыхлая, черная и не блестит. Но дальше, глянь-ка, через все поле, почти что до другой тропы, она коричневая и блестящая, как смола, так и сверкает на солнце. Ты думаешь, почему?
Шули Киш Варга смотрел, смотрел, и сказать ему было нечего. Беда налицо, и как хотелось отколошматить свою дурную башку. Рвался к авторитету перед руководителями и членами кооператива, чтоб не считали его никудышным человеком. И трудодни бы множились. И вот на тебе!
— Ну, как ты думаешь, почему? — настаивал Янош Балог. — Ты должен знать. За плуг становишься не впервой.
— Земля, знать, там сырее, мягче, — выдавил он наконец.
— Нет, Янош, земля не сырее, это ты плуг поднял. Там, где ты зарывал его на восемь дюймов, ближе к обеим тропам, чтобы мы не видели, — думаешь, ослепли мы, да? — так вот там плуг выворачивает зернистую целинную землю, потому что весной так глубоко не запахивали. А там, где ты поднимаешь плуг на шесть дюймов, там она лежит пластами мягкими и наклонными и сверкает, потому что на этой глубине вспашки она вся пропитана водой. Потому-то и липнет земля к плугу и тебе приходится постоянно чистить его палочкой. Так что вставай утром пораньше, коли хочешь нас перемудрить. Видишь — и земля тебя выдает. И ее не обманешь. Если не будет сильных морозов, то весной она так иссохнет, что будет хуже, чем если бы мы ее вообще не вспахивали. А теперь посмотри туда, на вспашку Михая Сёке или Шандора Балла — земля у них, как у тебя, не блестит, и нет таких отвалов.
Шули Киш Варга не находил слов. Такого поворота он не ждал. Свет померк. Улетучились надежды. И все же он пытался как-то оборониться:
— Не знаю, как это вышло, пахал, как всегда.
— В том-то и дело, что как всегда! Как всегда, обманывал. Поднимал плуг, забирал шире — пусть себе множатся трудодни, — смотри, как пучится твоя борозда посреди участка: по той же причине, — и пусть себе множатся наши беды. Но ты ведь очень хорошо знаешь, что с каждого хольда земли, вспаханного таким образом, соберется на десять — пятнадцать центнеров кукурузы меньше, даже если летом будет достаточно дождей. А если сушь — все погорит. Чем же тебе откармливать свиней следующей зимой? А? Чем? Хочешь, чтобы ничего не уродилось и члены кооператива голодали? Потому что сейчас это во вред не только тебе, но и нам тоже. Соображаешь? Нам тоже! Ну, жук колорадский, язва тебя возьми, как прикажешь с тобой поступить?
* * *
Так Шули Киш Варга впервые предстал перед лицом совещания руководителей. Решено: тотчас же перевести. Тот, кто обманывает, кому нельзя доверять, ни минуты не может быть пахарем, ни минуты, потому что урожай начинается с пахоты. Вред от такого обмана нельзя устранить в течение всего года, а то и двух.
Перевели его в растениеводческую бригаду. Но там не всегда есть работа. Зимой едва ли чем займешься. Допускали его теперь только к удобрениям и поставке кормов, но, конечно, не в качестве возчика, а только на вилы да на подсобку, и приятели дразнили его частенько: «Ну что, Янош, лучше здесь?»
Он все глотает, огрызается редко, еще ломает голову над тем, что ему делать дома. Держит много мелкой живности, чтобы хоть что-то заработать — хорошо стоят на рынке куры, яйца, откормленные утки, а на рынок Янош ходить не стесняется, даже в соседнюю деревню. А еще, бывает, достает оставшийся от отца сапожный инструмент — недаром же он Варга-сапожник — и чинит соседям старые сапоги и ботинки, если ему, конечно, принесут материал для заплаток и подошв, потому что своего материала у него никакого нет.
Но все это не потому, что его прижало. Нет, запасы у него еще имеются, но расходовать их он пока не хочет. И старый хомяк не дальновиднее, чем Шули Киш Варга.
Ремеслом сапожника он пользуется втихомолку, так, что знают только на соседних улицах. Берет дешевле, чем сапожный кооператив, к тому же вот он, близко, ведь здесь, в Уйтелепе, нет еще ни одной мастерской. Приходит вечером с поля отец, а у ребенка, который только что из школы, каблук оторвался или подошва, отцу тут же и советуют:
— Сходи с дитем через дорогу к Шули Киш Варге, чтоб назавтра сделал.
И Шули Киш Варга делает. Уже более или менее сносно, так что можно и впредь обращаться. Берется уже и за проклейку резиновых сапог, потому что резиновые сапоги почти у всех есть, в чем же еще осеннюю грязь месить? Не очень-то выходит, потому что сноровки нет, да и клей плохой, случается, что недовольные клиенты уже на следующий вечер возвращают сапоги — резиновая заплатка отклеилась, и целый день человек с мокрыми ногами ходил.
Хорошо, склеит заново. Стыд ему сроду глаз не выедал и теперь не выест. Главное, что сможет содержать себя до тех пор, пока не изменится как-нибудь этот непонятный для него мир.
А что он там наработал в растениеводческой бригаде, выяснится весной и летом, и об этом расскажем мы в другой раз. А пока поглядим…
1954
Перевод А. Науменко.
Испытание
1
Воскресным утром в правлении кооператива шло совещание — решали, когда приступать к уборке урожая. В постановлении правительства тоже говорилось, что убирать следует сразу, как только хлеба достигнут восковой спелости. Уже кое-где на полях виднеются крестцы. Лайош Боршош видел их у соседей на солончаковом плато. Возможно, то была рожь или озимый ячмень, но не
