Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё произошло в точном соответствии с предсказанием умудрённого опытом дипломата. Как только завершились обоюдные заклинания в вечной и нерушимой дружбе двух государств и народов, блюда с всевозможными деликатесами, давно покинувшими полки советских магазинов, подверглись моментальному и сокрушительному опустошению. Спустя 5-10 минут после начала торжества припозднившимся его участникам оставалось довольствоваться исключительно русской водкой и гэдээровским пивом. Через полчаса исчезли и они.
В толкотне гостей наставнику не удалось показать молодому специалисту верховного предводителя школы мидовской германистики. Вскоре, однако, представился случай не просто его увидеть, но даже услышать его голос. Перед Новым годом то же посольство братской страны устроило традиционную встречу с дипсоставом германского отдела МИД. Она кардинально отличалась от суматошного приема в «Арбате». Посиделки в узком кругу оказались доверительными и дружескими в высшей степени. Гэдээровцы не поскупились на гостеприимство. Да ещё в качестве рождественского подарка каждый получил упаковку пива из двух бутылок.
И посол Битнер, и Дуренко расточали простоту и любовь к ближнему. Максим хотел было возмутиться – не такой уж главный босс и ужасный Карабас-Барабас. Но Акимыч быстро осадил несмышлёныша – на публике, дескать, даже чертополох будет изображать из себя божьего одуванчика.
– По наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония, – процитировал он библию.
По случаю отбытия в Западный Берлин Максим устроил положенный посошок, скромный, но от души. На протёртом кожаном диване начала века и приставных стульях расселись старшие коллеги. Обмен мнениями вышел продуктивным и оптимистическим. Каждый желал быстрого успешного старта и долгого дипломатического забега.
#И немного удачи, которой иногда подвластно круто поворачивать человеческие судьбы. Особенно в дипломатии.
Все были единодушны – должно получиться, получится обязательно! У такого красавца как Максим не может не получиться. Отъезжающий в мир капитализма обязался исполнить главную просьбу остающихся – при первой возможности прислать для бритья германские жиллетовские лезвия (советская «Нева» годилась разве что для самоубийства), пару блоков «Мальборо» плюс один «Сайлэм» с ментолом (для девах в машбюро) и что-нибудь достойное в питейные закрома отдела.
Напоследок Максим поднялся на 24-й этаж, ставший его любимым уголком высотки. Только здесь не ощущался запах табака, которым до цокольного основания было прокурено огромное здание, и только здесь представлялась возможность какое-то время побыть в абсолютной тишине. С мидовской верхотуры открывалась завораживающая панорама всего центра Москвы.
Наступала весна 1973 года. Максим с удовольствием вдыхал прохладный мартовский воздух, сквозивший через щели в гигантских, не поддававшихся утеплению окнах, всматривался в нескончаемый поток машин, мчавшихся по Садовому кольцу, и мысленно подводил итоги первых месяцев трудовой деятельности.
МИД произвёл на него самое благожелательное впечатление, несмотря на все его возможные теневые стороны, о которых судачили старшие коллеги. Главный жизненный вопрос – сделать единственно правильный выбор профессии – решён, кажется, оптимальным образом. Да, сомнению не подлежит: дипломатия – это для него. Не химия и никакой не театр, а именно дипломатическое поприще. И какое счастье, что сама судьба привела его сюда, на Смоленскую площадь.
Нет, старик Акимыч всё-таки заблуждается. Первым делом, что бы ни говорили, – самолёты. Ну, а иначе зачем жить? Семья, конечно, дело важное. Но работа – ещё важнее. Министерство иностранных дел, он понял сразу, это не просто одно из государственных учреждений.
#В нём есть нечто особо крепкое, богатырское, ни с чем не сравнимое.
Мидовская высотка привиделась ему громадным гордым орлом с чуть раздвинутыми и приподнятыми крыльями, готовым вот-вот взлететь на сторожевой дозор и парить, кружить над Садовым кольцом, Москвой и Россией. А вместе с ним смело защищать интересы родины за рубежом будет дипломат Максим Селижаров. Величественное, молодцеватое здание на Смоленке обязательно станет для него родным домом.
Глава XVI
Сегодня, в XXI веке, в самой объединённой Германии разве что старшее поколение в курсе о существовавшей на протяжении почти полувека проблеме Западного Берлина. А про Россию и говорить не приходится. Осыпалась, заросла травой и вскоре сровняется с землёй могилка, в которой она оказалась захороненной после естественной кончины вследствие германского воссоединения. Между тем именно этот город когда-то считался «гадким ребёнком» Европы и если не ежедневно, то точно еженедельно отзывался головной болью в столицах многих государств.
С вышки времени ЗэБэ представляется одним из наиболее показательных просчётов советской внешней политики. Некоторые отечественные политологи, правда, до сих пор с пеной у рта пытаются отстаивать обратное, выдавая по сформировавшемуся в советский период обычаю правду за фальсификацию, а фальсификацию за правду.
Корни западноберлинской катавасии уходят в военное время, когда три главные союзнические державы, сражавшиеся с нацизмом, – СССР, США и Великобритания, ещё не зная даты взятия рейхстага, договорились о зонах оккупации поверженной Германии. Советскому Союзу отходил восток – территория будущей ГДР, а запад и юг, на землях которых впоследствии образуется ФРГ, – двум за-
падным державам (после войны они потеснились и выделили место для Франции). Одновременно из зон оккупации вычленялась столица Германии, которая также делилась на три сектора (американцы и британцы и здесь уступят часть районов французам) и должна была, в отличие от зон оккупации, находиться под совместным управлением.
Акт о капитуляции подписывался в тот момент, когда под властью советских войск находился весь Берлин и узкая полоска германской территории к востоку от Эльбы. Теоретически у Советского Союза была возможность проигнорировать договорённости и зафиксировать статус-кво, с чем, думается, согласились бы и западные союзники. В этом случае Берлин становился бы единым городом в советской зоне, но кроме него СССР принадлежала бы только примерно треть площади будущей ГДР. Поскольку всю остальную – доминирующую – часть Германии освобождали западники, их зоны оккупации в случае такого хода событий оказались бы несравненно больше согласованных размеров, а советская – существенно меньше.
Поэтому в Москве приняли единственно разумное решение. В соответствии с соглашениями крохотные две трети германской столицы «махнули не глядя» на несравненно большие площади Бранденбурга, Саксонии, Тюрингии и других земель, в последующем вошедших в состав Германской Демократической Республики. Спустя пару месяцев после салюта Победы западных союзников впустили в отведённые им сектора Берлина, а те в свою очередь освободили для советских войск занятую ими «не свою» зону оккупации.
Некоторые неосведомлённые об операции обмена советские ветераны сохранили своеобразные воспоминания о жарком лете 1945 года в Германии. Будто у воспетой в известном фильме встречи на Эльбе было продолжение – «гнала» якобы победоносная
