Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу после этого все старания советской стороны были направлены на выхолащивание прежних договорённостей. Началось торпедирование деятельности органов совместного управления Берлином. Восточную часть города стали постепенно объединять с окружающей зоной оккупации и в конечном итоге объявили столицей образованной ГДР. Для западных секторов придумали теорию особого политического образования. Состыковав Восточный Берлин с ГДР, советской администрацией прилагались невероятные усилия в духе холодной войны ради того, чтобы разъединить Западный Берлин и ФРГ, чтобы город и де-юре, и де-факто не стал одной из её земель.
Формально верховную власть в ЗэБэ – вплоть до воссоединения всей страны – осуществляли три западные державы. Однако они не видели ничего предосудительного в поддержании разветвлённых связей города с ФРГ, откуда собственно и поступали громадные средства на его содержание. Если советская сторона включила восточную часть города юридически и фактически в состав ГДР, то почему следует запретить ФРГ взять на себя функции хотя бы неформального патроната над западной частью?
Кульминацией отчаянной советской линии на размежевание ЗэБэ и ФРГ стала блокада Западного Берлина 1948-1949 годов, когда жизнеобеспечение города вынужденно осуществлялось союзниками по воздуху. Самолётами трёх держав сюда доставлялось всё необходимое – от продовольствия до топлива.
Следующим пиком напряжённости стал август 1961 года, когда по советской рекомендации власти ГДР возвели вокруг западной части города легендарную Стену. С того момента капиталистический Западный Берлин стал островом посреди моря социализма. Дороги, связывавшие город с ФРГ, периодически блокировались гэдээровскими властями, за действиями которых явно просматривалась рука старшего советского брата.
На волне разрядки напряжённости, инициированной правительством Вилли Брандта, вслед за Московским договором о нормализации отношений между СССР и ФРГ
(1970 г.) появляется на свет Четырёхстороннее соглашение по берлинскому вопросу. Соглашение, объявленное советской дипломатией – как всегда – своей крупной победой, на самом деле таковой совсем не являлась. Напротив, Москва была вынуждена пойти на фиксацию правоты позиции Запада. В условиях существования двух германских государств соглашение фактически только подтвердило прежний статус города, выработанный в военное время.
Тем не менее до самого объединения Германии советская дипломатия будет скрупулёзно цепляться за отдельные выгодные формулировки, создавая всяческие, вплоть до анекдотических, препятствия совместному участию ЗэБэ и ФРГ даже в международных мероприятиях и громко выражая по этому поводу «154-е серьёзное предупреждение».
А потом вся интрига в одно мгновение лопнет и испарится. «Гадкий ребёнок», присоединив к себе восточного собрата, превратится в шикарный, живой, одухотворённый город – столицу объединённой Германии, в котором о прежних временах напоминают памятник блокаде, остатки стены и её музей на КПП «Чекпойнт Чарли».
Всё вышесказанное и многое-многое другое привело ко взращиванию в западной части города особенно махровых, или, по лексикону ТАСС, «пещерных», антисоветских настроений. Другого, впрочем, ожидать и не приходилось: уж больно часто и глубоко наследила политика СССР на западноберлинском полигоне. Предназначение нового генерального консульства как раз и состояло в том, чтобы попытаться хотя бы чуть-чуть растопить лёд совершенно жуткого недоверия ко всему советскому, начать движение по налаживанию экономических и культурных связей.
Референт-переводчик Максим Селижаров на тот момент был ещё не слишком искушён по части исторических изысков западноберлинских передряг. Но он искренне и всецело настраивался на честное исполнение должностных обязанностей и творческое задействование лучшего опыта мировой дипломатии. И всё это с одной целью –
ради повышения престижа родного государства. Верно служить советской отчизне он дал неформальную клятву на 24-м этаже мидовской высотки.
В институте будущий дипломат пытался выяснить, что является мерилом успеха внешней политики того или иного государства. Опрошенные доценты пускались в витиеватые политологические рассуждения. Но никто из них так и не смог открыть ему заветную формулу измерения внешнеполитической эффективности. Тогда Максим ударился в поиски истины собственными силами и не мудрствуя лукаво пришёл к самому элементарному лежащему на поверхности выводу. К.п.д. внешней политики измеряется просто-напросто числом друзей государства на внешней арене. Если их количество за определённый период времени возрастает или хотя бы остаётся на прежнем уровне, а имидж родины за рубежом стабильно высок, то это означает одно – МИД работает на «хорошо» или даже «отлично».
А вот если круг друзей и партнёров за границей по каким-то причинам сужается, если репутация отечества в мировом сообществе идёт на убыль или, не дай Бог, государство оказывается в международной изоляции, тогда отечественной дипломатии в пору оголять одно место, дабы общество всыпало ей хорошенько по первое число. Или по меньшей мере лишило МИД положенной ему по случаю очередной годовщины Октября премии, правда, и без того скромной.
Завоевать ощетинившийся на всё советское Западный Берлин, причём особыми методами – русской открытостью и теплотой, с таким настроением Максим и приступил к работе. К величайшему его удивлению, ЗэБэ отнюдь не напоминал город на передовой линии противоборства Запада и Востока. Он жил спокойной размеренной жизнью и ничуть не походил на исчадье ада, каковым его представляла советская пропаганда и советская дипломатия.
Наверное, город на самом деле служил бастионом холодной войны и гнездом международного шпионажа. Но эта часть западноберлинского ландшафта по понятным
причинам в глаза не бросалась. Секретные центры, откуда, наверное, осуществлялись разведка и слежение за происходящим в ГДР и, не в последнюю очередь, в полумиллионной группировке советских войск, были надёжно спрятаны за высокими оградами с вооружённой охраной.
Ничего противоправного в такой ситуации Максим не находил. Точно так же от посторонних взоров тщательно укрывалась инфраструктура разведки противоположной стороны – расположенные по периметру ЗэБэ опорные пункты ГСВГ и Штази, откуда прослушивалось, прослеживалось и прощупывалось всё живое на западной территории. Законы противостояния, пусть даже мирного времени, исправно исполнялись обеими сторонами.
Зато стержневая функция Западного Берлина – в качестве витрины свободного мира – выставлялась напоказ круглосуточно. Многое из самого современного и новаторского, что в те годы нарабатывалось в образе жизни передовых городов Европы, в той или иной степени прививалось, давало всходы и процветало за глухим берлинским «забором». ЗэБэ по-своему приспособился к островному положению.
Одна из главных ролей в схеме поддержания его жизнеспособности отводилась госпоже культуре. Множество фестивалей, выставок, гастроли самых известных исполнителей планеты создавали городу мировую рекламу. И, наверное, не случайно некоторые здешние старожилы до сих пор считают смирную, безмятежную жизнь за стеной «золотым веком» городской биографии.
«Пещерного» отношения к Советскому Союзу самый младший сотрудник нового консульского представительства тоже не почувствовал. На первых порах западноберлинцы воспринимали посланцев Москвы достаточно безразлично и прохладно. Но лёд недоверия мгновенно таял, если собеседник проникался искренностью высказываний напросившегося на разговор советского дипломата. Никаких проблем для установления
