Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаю Шошу и в голову не приходило, что можно устроить все по-другому; ведь так повелось, что добрый хозяин для лошади ничего не жалеет. Во время уборки или перевозки урожая каждый конь ест до отвала, если только для этого найдется время. От зари до позднего вечера лошадь кормится, когда стоит при нагрузке или разгрузке. Иногда и обед так проходит: кое-как перекусит хозяин, наспех даст корма лошади — и поехали дальше! Его подгоняет время, пришпоривают дела, одно за другим — то собираются тучи, то налетает ветер, то поторапливает молотилка, а там уже подоспел срок пахать или выполнять обязательства по контракту — всего не перечесть. Да к тому же Михай Шош ни на минуту не слезал с верхушки стога и не мог уследить за всем, что делалось внизу; и просто не видел, как возчики при каждом удобном случае собирали остатки снопов и бросали их лошадям, а те, обгрызая лишь драгоценные вершки, разбрасывали и мяли копытами все остальное, отбиваясь от назойливых мух, так что возле скирды куча зерна, смешанного с пылью, доходила лошадям до самых бабок. В людях кипела злоба, но они сдерживали себя, считая, что вмешаться в это дело обязан председатель. Если замечание сделает рядовой член кооператива, горластые возчики непременно огрызнутся: «Что у вас тут за порядки, приказывает каждый кому не лень! Кто же здесь хозяин?»
Среди бывших поденщиков мало кто умеет хорошо метать стога. А делать это кое-как, чтобы стог получился с проваленной верхушкой и ямами, в которые может затечь дождевая вода, кооператорам никак не годится — нескладный стог, как говорится, и собака облает.
Ладный, ровный, радующий глаз стог, хорошо уложенный и укрепленный так, чтоб с него без задержки скатывалась вода, — это вопрос не только целесообразности и пользы, но и чести, тем более что крестьяне со всей округи приходят специально посмотреть на кооперативные стога.
Поэтому-то Михай Шош, который все же когда-то и сам был хозяином и не раз правил скирды, бессменно стоял наверху. Он причесывал, подбивал, оправлял, вязал гребень. У него не было даже времени сойти вниз выкурить трубку, ведь снопы подавались непрерывным потоком, и полтора десятка человек не могли прекратить работу из-за того, что одному из них вдруг захотелось подымить. Когда становилось невмоготу, Махай тайком запихивал табак себе за щеку, скрывая это от всех столь же тщательно, как прежде бывало от тетки Жужи, — не должны знать члены кооператива, что председатель жует табак. Но что прикажете делать, когда он с завтрака до обеда и с обода до ужина торчит на стогу? А тут нельзя ни трубку разжечь, ни сигарету выкурить! Порядочный человек и на двор-то только до работы сходит. В прежние времена, конечно, случалось, что укладчики тайком от управителя и объездчика курили на скирде хорошо прикрывавшиеся глиняные трубки. Правда, не было случая, чтобы их обнаружили или приключился пожар, потому что укладчики ловко зажимали трубку в кулаке, а сделав несколько затяжек и насладившись дымком, тут же гасили трубку и закладывали табак за щеку. И прежде заядлые курильщики грызли холодный мундштук, а если ему кричали: «Эй, вы, никак, курите, папаша», — он вынимал трубку изо рта и показывал, что она, дескать, у него не горит. Но председателю теперь нельзя подавать дурной пример, даже с пустой трубкой, а потому Шош украдкой и запихивает в рот щепотку табаку.
Чири Боршош, тот не стесняется, открыто жует табак. Проработав много лет скирдовальщиком в господском имении в Шандормайоре, он укладывал такие огромные стога, что ни лестница, ни вилы уже не доставали до верха, снопы подавал подъемный кран, и Боршош привык к жвачке.
Из-за того, что стог правили двое людей с обоих концов одновременно, произошла неувязка. Михай Шош и Боршош Лайош выравнивали края, вершили и увязывали каждый на свой лад, а когда встретились на середине, стог выглядел так, словно повстречались два недруга, — обе половинки стога косили в разные стороны. Люди подшучивали и посмеивались над тем, что часть, которую клал Чири, перекошена влево, а та, что вел Шош, — вправо; скирдовальщики заворчали, обвиняя один другого в неправильной укладке либо в неумелом выведении гребня, но оба дружно огрызались сверху на своих критиков: «Сделай лучше, коли сумеешь!»
Правда, можно было и так устроить, чтобы каждый из мастеров укладывал бы свою, отдельную скирду, но члены кооператива на это не соглашались, нельзя дробить хлеб, не хватит брезентов, и, если, чего доброго, зарядит дождь, стога промокнут до самой земли. Возчиков тоже не устраивало, чтобы стог метал один мастер, с одного конца, ведь их наняли работать, а не околачиваться рядом в ожидании своей очереди — они хотели подвозить снопы беспрерывно. Сейчас они могли подъезжать к скирде с двух сторон, разгружаться за считанные минуты и гнать обратно в поле, где руководил погрузкой Габор Киш. Он не только подавал снопы, но и учитывал, сколько крестцов грузит каждый возчик, заставляя их забирать все начисто и развязавшиеся снопы грузить тоже, потому как возчик думает лишь о заработке, ему платят за перевезенные крестцы, а до того, что от них остается на жнивье, ему и дела нет.
Киш обязан был следить и за тем, чтобы на телегах не ломали, не топтали, не трясли снопы, как это привыкли делать, работая на господ, когда возчики так швыряли снопы на подводу, что зерно толстым слоем покрывало рогожу, чтобы потом это зерно собрать, ссыпать в торбу и увезти домой. Тогда и у Шлезингера, и в капитуле не очень-то наблюдали за мелочами, а объездчики любили выпить, так что по субботам возчики увозили под соломой целые мешки уворованного таким образом зерна. Бедняк кормится, как может, а господам на их век хватит — таков был принцип в те времена; но теперь, в кооперативе, собрались тоже не богачи, и старые порядки пора забыть.
А Банди Чапо между тем распоряжался возчиками так, словно он был их подрядчиком, а не одним из руководителей кооператива.
4
Гудит молотилка, заглатывая снопы, а зерно то льется потоком, то еле-еле капает по зернышку. Михай
