Избранное - Петер Вереш

Яни Сабо насмешливо улыбнулся.

— Какое вам, уважаемый, до меня дело? Отдыхайте и вы. Я не из тех болванов, которые готовы подохнуть здесь в угоду вам.

Чири Боршош хотя и мал ростом, но не любит, когда с ним так разговаривают. Он сразу вскипел и крепко выругался.

— Я тебе, сукин сын, покажу! Или ты возьмешься за дело, или я тебя выгоню отсюда! — закричал он, и вилы, хоть и невольно, угрожающе остановились в его руках.

Янко Сабо не мог отступить, хотя бы из-за девушек, которые рядом с ним укладывали полову, и, несмотря на шум машины, поняв, что между скирдовальщиками произошло что-то неладное, со страхом и любопытством стали прислушиваться, — в руках у Янко тоже недобро сверкнули вилы.

Остальные работники, вздрогнув от крика, стали еще быстрее бросать снопы, чтобы наверху, у молотилки, не было простоя, и кроме того, им не нравилась эта ссора — они хорошо знали, чего можно ждать от бешеного Чири и вертуна Янко. Перебранка длилась всего какую-то минуту, но в эту минуту воздух как будто стал еще горячее.

— Это ты меня выгонишь? Ты? — процедил сквозь зубы Янко. — Да я перед тобой и шапки не сниму. Кто ты такой, коротышка?

Янко задел самое больное место Боршоша — тот терпеть не мог, когда насмехались над его маленьким ростом. Только те, кто хотел его кровно обидеть, бросали ему в лицо это оскорбление.

К счастью, поблизости, в двух шагах от них, возле машины находился Габор Киш, он завязывал мешки. Габор хорошо знал нрав Лайоша Боршоша, а потому выпустил из рук мешок и одним прыжком вскочил на уже низкую скирду, успев перехватить вилы Лайоша в самое последнее мгновение.

Вокруг машины поднялась суматоха, в руках остановились вилы, девушки испуганно завизжали. Стоя у барабана, Банди Чапо и его помощница, резавшая перевясла у снопов, недоуменно смотрели на эту сцену сквозь очки, защищавшие глаза от пыли, а шустрый тракторист пристопорил машину — со всех сторон сбегались люди.

Но Габор Киш решительно произнес:

— Не останавливать молотилку, подавать снопы!

Киш не новичок в этом деле, ему не раз приходилось видеть подобные сцены, и он по опыту знал, что в таких случаях лучше всего продолжать работу: гудящая на холостом ходу машина подчиняет себе людей, как музыка на свадьбе, а происшествие можно обсудить и вечером, когда все немного поостынут.

Стоило появиться Кишу, и Чири сразу же пришел в себя, очень он уважал своего кума Габора — ведь он никогда не давал Чири почувствовать, что тот не вышел ростом. А Киш знал, что Боршош за себя постоит, он отличный работник, но задира и драчун. Боршошу стало стыдно перед кумом за то, что он опять набедокурил, и как ни в чем не бывало, хотя и дрожа от сдерживаемой ярости, о и еще усерднее стал подавать снопы.

Янко тоже чувствовал себя немного неловко, и, хотя у него так и чесались руки пырнуть Боршоша вилами, он нашел тот же выход своей злобе — приналечь на работу. Машина загудела с новой силой, большой ремень задрожал, едва не сорвавшись от внезапного рывка, а девушки закричали:

— Дядя Габор, мешок полон, зерно мимо сыплется!

Киш подскочил, быстро опустил затвор, но, подставляя новый мешок, успел крикнуть:

— Вечером поговорим, а теперь за дело!

Старик Шош заметил неладное только тогда, когда мотор трактора сбавил обороты, но и тогда взглянул сначала на трактор, потом на барабан и, наконец, на стог, где все произошло. Михай Шош был погружен в арифметику и, как всегда в таких случаях, ничего не видел и не слышал, он боялся прервать счет, так как тогда пришлось бы начинать все сначала. Пока Шош вставал, снимал очки, мимолетная буря уже улеглась.

К вечеру все устали, так приятно было после знойного дня и ужина, растянувшись на траве, наслаждаться вечерней прохладой; теперь можно было хладнокровно уладить дело. Чири потребовал, чтобы Янко Сабо прогнали от молотилки. Кое-кто поддержал его, но большинство не желало ввязываться в неприятности, опасаясь слухов и кривотолков на селе, а потому держалось нейтрально.

Стараясь не дать страстям разгореться, слово взял Габор Киш:

— Вот что я скажу вам, люди: на этот раз забудем об этой истории. Пусть Яни Сабо поменяется с кем-нибудь и перейдет в другую бригаду. А чтобы этого больше не повторялось, договоримся, кто когда может отойти, покинуть свое место. Пусть никто во время работы, пока не придет смена, не уходит ни курить, ни пить, ни по какой другой надобности, если только у него живот не схватит. Если мы правильно распределим обязанности и будем строго соблюдать порядок, у каждого найдется время и на перекур и на отдых. Отработал смену у барабана, на стоге или на укладке соломы, кончилась твоя смена — сходи на землю, занимайся своими делами, передохни и прочее. Так все по очереди смогут и утолить жажду, и покурить, и не будет никаких недоразумений.

— Вот это правильно, — одобрили люди слова Габора, радуясь, что все обошлось, потому что нет ничего лучше, как мирно отдыхать после тяжелого труда тихим вечером. Глаза, нос, рот, глотка — все отдыхает после дневной страды.

* * *

Но через несколько дней стряслась беда среди девушек, и опять виной всему оказался Янко Сабо. Этого малого так и подмывало сыграть с девушками какую-нибудь шутку, он ко всем приставал, ни одной не давал проходу. Не лучше вел себя и тракторист, у которого где-то в городе осталась зазноба, возле бесперебойно работающей машины ему почти нечего было делать, и он заскучал. Парень целый день стоял около трактора или у ящика с инструментом и, глядя на сгибающихся и разгибающихся девушек, чувствовал, как в нем разгорается кровь. «Ай да девки, ай да ножки!» — только и думал он весь день, а вечером решил поближе с этими ножками познакомиться.

Но вскоре убедился, что это вовсе не так легко, как ему думалось. На первый взгляд Эржи Сабо была развязна на язык, ее, казалось, не смутишь непристойным словом: на игривые речи она отвечала дерзко и язвительно. Правда, здесь и Имре Варга, видимо, не чужой человек для нее. Можно было даже подумать, что они с Имре помолвлены — так свободно, по-домашнему они вели себя друг с другом. Что там говорить, странный здесь, в деревне, обычай: жених всегда очень сдержан со своей невестой, никогда не скажет ей ничего недозволенного, но невесте своего друга, которая со временем будет ему кумой, он не постесняется