Эта жестокая грация - Эмили Тьед

Кровь пропитала звенья ее кольчуги.

Крики. Лязг клинков. Ее Фонте и стражники пришли в движение, пытаясь окружить ее, когда она покачнулась.

На этот раз Данте не мог предотвратить падение. Он уже лежал на земле. Широкая рана тянулась от его подбородка до уха, а он был залит таким количеством крови, что Алесса не понимала, одинаково смертельные у них раны или нет. Чьи-то руки схватили ее, пытаясь предотвратить падение, но она чувствовала запах грязи, ощущала только ее на вкус. Данте распростерся в нескольких футах от нее, и свет солнца обласкивал его лицо своими лучами.

Армии придется позаботиться обо всем остальном. Она не станет спасительницей.

Вдруг Данте распахнул глаза, попытался сфокусироваться на ней, и его зрачки сузились. Он поднял голову. Впиваясь пальцами в рыхлую почву, Данте подполз ближе, притормозив, чтобы откашляться. Не потрудился даже вытереть кровь с подбородка, упрямо перетаскивая свое тело вперед.

На расстоянии вытянутой руки. Другой.

Дара гиотте может оказаться достаточно, чтобы спасти его. Но не хватит для них обоих.

Так много воспоминаний, которые она никогда не проживет. Поцелуев, которые не разделят. Они могли бы встретить столько восходов и закатов вместе.

Алесса пристально смотрела на него, отвлекаясь от буйствующего сражения. Она им уже не поможет. Она и себе помочь больше не могла.

Внутри нее растекалась тьма, но она старалась держаться за свет. Данте пытался дотянуться. Ей требовалось продержаться совсем немного, пока у него не получится.

Что значила еще одна смерть или две в день, когда уже погибло бесчисленное множество?

Все.

Каким-то образом он дотащился до нее. Приподнявшись на локте, не сводя с нее глаз, провел пальцами по ее щеке.

– Габриэль, – сказал он. – Меня зовут Габриэль.

Она приподняла руку, чтобы нащупать его.

– Но я не победила.

Данте улыбнулся.

– Победишь. – Он схватил ее за руку, и его челюсти сжались от всплеска боли.

– Нет, – выдохнула она, как только поняла его намерения, и попыталась вырваться из его хватки, но Данте не отпускал. Горячие слезы затуманивали зрение, пока жизнь утекала из его лица.

Он отдавал ей свой дар.

Алесса не могла высвободиться, не могла остановить приток его силы в себя. Если она станет бороться, лишь растратит впустую дар, который он так щедро вручал ей.

Что-то исказилось в месте зарождения силы, случился переход от принятия дара к его увеличению. Она научилась распознавать это, но чувствовала подобное только при объединении с дарами Фонте – не с его.

Алесса всхлипнула, когда боль утихла, и новая сила – более мощная, чем все, что она испытывала прежде, – вырвалась на свободу.

Данте спасал ее, чтобы она могла спасти их.

Мир в мгновение ока растворился, а затем последовала оглушительная тишина, из-за чего она решила, что у нее лопнули барабанные перепонки.

Купол света расширился, уничтожая скарабео, поглощая их, но оставляя нетронутыми людей. Сила исцеления и самозащиты гиотте расцвела, разлетевшись по всей округе, и разогнала тьму.

Алесса уставилась вверх, сквозь окруживших ее Фонте и стражников, которые так и продолжали держать оружие, наставляя его на исчезавших в небытии врагов. Там, где свет встречался с тьмой, оба явления сверкали, а куполообразный пузырь напоминал кружево.

– Ты это видишь? – прошептала она ему. – Видишь, что ты наделал?

Непреходящий свет, пролитый через божественное окно, сжег демонов дотла.

Дар Данте спас всех.

– Данте? – Алесса оглянулась на него, обхватив его лицо ладонями.

Его глаза были открыты, но он ничего не видел.

Он больше никогда ничего не увидит.

Пятьдесят три

La speranza è l’ultima a morire.

Надежда умирает последней.

Мученический крик Алессы потонул в гуле сражения. Она все еще касалась кожи Данте, но пропасть между ними образовалась столь же широкая, как сам океан. Его ресницы не вздрогнули, даже когда мертвый скарабео врезался в Пик и окропил их кровью.

Алессу сотрясала сильная дрожь, но отдаленные голоса подгоняли ее, руки тянули вверх сильными хватками. Ей не позволяли скорбеть – не позволяли быть собой.

Армия по-прежнему сражалась. Ее друзья по-прежнему боролись.

Она была не одна.

Она не могла сдаться.

Отпускать – самое трудное, что ей когда-либо приходилось делать, но битва не закончилась.

Друзья были повсюду, они наполняли ее любовью, сочувствием, своей магией.

Калеб с трудом поднялся на ноги. В какой-то момент коготь скарабео зацепил его лицо, оставив жестокую рану на лбу, пересекающую глаз, но он выжил, даже несмотря на то, что половина его лица превратилась в кровавое месиво. Прищурившись здоровым глазом, он протянул ей руку. Камария сжала другую руку практически до боли, и Алесса ухватилась за эту боль.

Она была настоящей. Боль означала, что она жива. Они все живы. В крепости полно живых людей, включая ее семью и тысячи других.

Непроницаемое полотно из когтей и крыльев, прежде укрывавшее все небо, превратилось в разрозненные кучки скарабео. Разъяренные чудовища обезумели от отчаяния, почувствовав свой неминуемый провал. Скарабео проиграют, так или иначе, но Алесса могла помешать им забрать еще больше жизней. Не позволить жукам добраться до города, где за измятыми металлическими ставнями прятались люди, стены домов которых дрожали, пока скарабео вгрызались в двери.

Алесса выстроила крепость вокруг убитой горем девушки, горюющей внутри нее, и повернулась к небу.

Ее борьбой руководили инстинкты. Две руки, еще две. Алесса двигалась среди своего отряда Фонте, собирая и накапливая силу, чтобы использовать как можно больше даров в каждом отдельном всплеске.

Крик боли, который ей не позволили испустить, выливался в оружие – ее сила превратилась в крещендо из ярости и горя, прорываясь на свободу тайфуном молний, огня и льда. Даже океан откликнулся, вздымая огромные волны и поглощая скарабео, стремясь утащить их в глубины.

Мало-помалу небо прояснялось. Звуки возвращались.

Чья-то рука отпустила ее руку. Следующая. Калеб упал и перекатился на спину, его грудь тяжело вздымалась.

Стоны и крики боли смешивались с торжествующими возгласами. Алесса обмякла, опустошенная и выжатая, отпустив дары.

Она рухнула на землю и накрыла тело Данте, защищая его после смерти так, как не смогла защитить при жизни. Руки блуждали по его шее, выискивая пульс, слабый вдох, любой признак жизни, но не было ничего. Ни трепета в кончиках пальцев, ни прикосновения теплого ветерка к ее ладони. Ничего.

Капитан поклонился ей, его покрытое шрамами лицо было влажным от крови и ихора скарабео. Он уверил ее, что солдаты способны закончить зачистку без нее.

Она моргнула, и Нина с Саидой подхватили ее под руки, спуская с Пика Финестры и провожая вверх по дороге в город.

Паника нахлынула на нее, и она вырвалась из рук, повернувшись, чтобы найти Данте.

Он не должен быть один. Они не могли оставить его одного.

– Его несут, – сообщила Нина, и у Алессы возникло странное ощущение, что Нина убеждала ее в этом уже не в первый раз. – Прямо за нами, видишь?

И действительно, за ними следовали двое солдат с носилками,