Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существовал ли заговор? У нас нет оснований сомневаться в полной преданности вам её величества, поэтому весь «распутинский заговор» может быть просто плодом воображения стоящего перед нами несчастного и ещё, можно сказать, молодого человека, наделённого эстетическим чувством, актёрским даром и богатой фантазией, возможно, слишком большой… Наверняка этого утверждать не берусь: в пьяном образе, в виде пустой похвальбы мог покойный и озвучить свои затаённые несбыточные чаяния, которые его конфидент принял за чистую монету.
Виновен ли Феликс Феликсович? В убийстве — безусловно, чего он и сам не скрывает. Но тогда и я, старый солдат, тоже виновен в убийстве врагов нашей державы. Есть случаи, в которых извинительно и убийство. От обвинения же в нарушении присяги предлагаю князя Юсупова освободить. Позволю себе по памяти прочесть выдержку из текста присяги!»… Во всем стараться споспешествовать, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же его величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но всякими мерами отвращать и не допущать потщуся». Все сие и было исполнено, и не вина бедного юноши, что ему осталась из «всяких» только эта мера.
Смиренно буду ожидать решения вашего величества о судьбе подсудимого, но дать именно эти ответы на поставленные вопросы почёл своим долгом.
НИКОЛАЙ. Не ожидал от вас такого красноречия, Алексеев, и такой гладкости речи тоже. Будто кто-то даже водил вашей рукой, поправлял вам слог, кто-то из числа тех самых общественников, на которых вы смотрите с восхищением, даже неприличным хоть боевому, хоть штабному генералу…
АЛЕКСЕЕВ. Ваше величество, я руководствовался в первую очередь собственной совестью! А про «поправлял слог» скажу только, что в моих ответах нет ничего, под чем бы я сам не подписался.
НИКОЛАЙ (делает знак ему сесть, что тот и выполняет с некоторой опаской). Вы произнесли — да садитесь же, вы не совсем здоровы, это позволительно — произнесли прекрасную речь, Михаил Васильевич, и ваши рассуждения о присяге не то чтобы несправедливы… Но согласитесь, что нельзя всё же убивать людей просто так, без приговора суда, руководствуясь хоть любовью к монарху, хоть самыми что ни есть патриотическими чувствами! Что это будет за государство, если каждый решит жить своим «нравственным судом», как ему вздумается, хоть покойный граф Толстой, вероятно, и приветствовал бы… Матушка Елисавета, я прошу прощения за эту утомительную, долгую и столь неприятную беседу! Есть ли вам что сказать?
ЕЛИСАВЕТА (встаёт). Конечно, есть!
Проходит несколько шагов и замирает в другом углу гостиной, сжав руки на груди.
ЕЛИСАВЕТА. Разве не в этой гостиной мы разговаривали с вашим величеством пару месяцев назад?
НИКОЛАЙ. В Палисандровой.
ЕЛИСАВЕТА. И даже тогда было не слишком поздно… Кто такой Распутин? На первый вопрос я уже дала свой ответ ещё тогда.
Убитый был дьявольской марионеткой. Для вас всех это — невнятные слова, тёмный и нерассуждающий мистицизм. Но как же мне и не сказать то, во что я верю?
Ваше величество, будучи православным царём, является хранителем веры. Разве Враг рода людского не желал бы опорочить хранителя веры? Отчего мы не можем принять, что Враг действует в разных обличьях?
Кто легко поддаётся бесовскому одержанию? Люди пустые, глупые, лёгкие, но гордые. Распутин и был таким. Откуда, вы спросите, этот пустой человек брал силу, чтобы исцелять Наследника? Из нашей общей ненависти. Чистая сила исходит из любви, а нечистая из ненависти. Он впитывал в себя потоки направленной на него злобы и только укреплялся, рос, набухал в своей нечистой силе…
Был ли заговор Распутина? Заговора не было. Государыня императрица пристрастна, несправедлива, не мудра, но она — не преступница. Весь заговор изобрела в своём уме эта чёрная кукла на дьявольских верёвочках, чтобы верней склонить Феликса к убийству. Зачем? Почему? Наверное, потому, что её адский хозяин рассчитал: сейчас эта кукла, мёртвая, нанесёт нашему отечеству больше зла, чем живая. Как жаль, что я так поздно это поняла! Пойми я раньше, я бы отговорила Феликса от этого ненужного, запоздалого шага и уж не послала бы ему той поздравительной телеграммы…
Виноват ли он? Не больше моего. Его превосходительство сказали справедливо: даже святому неприлично быть глупым. Мне, женщине вовсе не святой, и совсем это неприлично. Судя его, нужно судить и меня, и, наказывая его, нужно наказать и меня. Даже, думаю, я виновата больше. О, как бы я хотела взять на себя всё наказание Феликса, который в своём уме и в сердце не совершил ничего, ничего дурного! Ваше величество, судить вам. Пусть ваш суд будет милосерд.
Долгое молчание.
НИКОЛАЙ. Будет уместным приговорить Феликса к ссылке… в одно из его имений.
У присутствующих вырывается вздох облегчения.
ЕЛИСАВЕТА. Ники, я не знаю, как тебя благодарить! Простите, государь, вас!
НИКОЛАЙ (отбрасывая официальный тон, слабо улыбаясь). Твоё заступничество тоже сыграло роль, Элла, и даже твоя очень, очень дерзкая телеграмма. Я, узнав про неё, понял: действительно, судить его означает, хотя бы в уме, осудить и тебя. Тогда-то моё сердце и дрогнуло.
АЛЕКСЕЕВ (скрипучим голосом). Зрелое решение, ваше величество, хотя, предчувствую, что даже в нём общественность найдёт изъян.
Николай морщится.
ЕЛИСАВЕТА (Феликсу, шёпотом). Поди и поцелуй государю руку!
НИКОЛАЙ (прячет руки за спину). Феликс, это лишнее!
ЮСУПОВ Вы
