Избранное - Петер Вереш

может сказать другим женщинам он, агитатор, если его собственная жена так рассуждает? Сам Йожи, разумеется, знал, что такое засуха, он помнил годы, когда семья не собирала с арендованного огорода даже того, что посадила. Он мог бы ей объяснить, что до тех пор, пока во всей стране не будет создана оросительная система, всегда будет существовать угроза, что сегодня не хватит картофеля, завтра жиров, а послезавтра и того и другого. Но что толку объяснять — ведь Ибойка все равно ничего не поймет и только пуще раскричится. Поэтому он молча наблюдал, как она чистит, вернее, кромсает, небольшие картофелины сорта «роза» или продолговатые «элла» и «гюльбаба», так что в кастрюлю попадает лишь крохотный кусочек: не мудрено, что за один раз уходят те два кило, которые принесла Ибойка с рынка. А если картошка была круглой и мелкой, то после чистки и вовсе ничего на еду не оставалось. Йожи стеснялся сказать ей об этом, еще подумает, чего доброго: «Вот жадный мужик!» Поэтому, когда у него было время, он просил: «Дай, милая, нож, я сам почищу», — ему хотелось показать ей, как из того же количества картофеля можно сварить вдвое больше. Но Ибойка даже не замечала его тонкой работы, и от доброго примера не было ни малейшего проку. Ведь полезным навыкам учатся друг у друга только те молодые супруги, которые горячо любят друг друга и хотят сделать приятное любимому человеку, перенимая его склонности и привычки. Но Йожи нечему учиться у Ибойки (хотя за ним бы дело не стало), а Ибойка считает, что ей самой нужно заняться воспитанием Йожи, ведь он еще «такая деревенщина».

Пожалуй, следовало бы объяснить жене, что в бедной стране, да еще в трудные времена надо вести хозяйство так, как ведет его бедняк у себя дома, — с расчетом и оглядкой на завтрашний день. Но стоит ли говорить Ибойке о государственных делах? Ведь это все равно что рассказывать кошке, как прелестно щебетание ласточек под крышей.

Из-за такого ведения хозяйства, хотя Йожи и зарабатывал больше других, у Ибойки сплошь и рядом не хватало денег на хороший стол и на уплату по неотложным счетам за квартиру, электричество, центральное отопление и прочее. Тогда она донимала мужа, уговаривая его попросить на заводе аванс, а то выключат свет или горячую воду.

Всякий раз, когда Ибойка оправдывалась, подавая плохой обед, или жаловалась (вполне основательно с ее базарной точки зрения), что, мол, нельзя достать никакого, даже копченого, мяса, ни рыбы, ни картошки, Йожи очень хотелось ей растолковать, в чем, собственно, дело. Но ничего не выходило — Ибойка быстро выбивала его из седла. — Но, Ибойка, милая, — начинал он, — ведь прошлым летом была сильная засуха, и картошка не уродилась. Вспомни сама: неделями можно было жариться на пляже, ни одного дождливого дня.

— Ах, оставь, пожалуйста! Раньше ведь тоже случались засухи, но на рынке всего было вдоволь. Я никогда не слыхала, чтобы моя мать когда-нибудь жаловалась на то, что на рынке нет картофеля…

— А на то, что он дорог?

— Дорог? Это случалось. Но, по крайней мере, он все-таки был, а теперь его вовсе нет. Пусть уж лучше дорого, лишь бы он был.

— Для тебя, конечно, пусть, а для тех, кто на шестьсот форинтов шесть ртов кормит? Им, наверное, не очень…

Тут Ибойка, по свойственной ей манере, ловко перескакивала на другую тему:

— Но если у нас, в Венгрии, урожай не удался, почему нам не помогут другие страны? Почему не пришлет картошки Советский Союз, если он так хорошо к нам относится?

— Там такое же солнце светит на небе, как и у нас, — возражал Йожи, но уже не так охотно. Он чувствовал, что с такой логикой ему не справиться, — устами Ибойки говорила улица. А Ибойка не унималась и выкладывала все, чего наслушалась в очередях: «Конечно! Ведь там все умеют: леса сажают, степи поливают, дождь сами делают!» И в ее ядовитом тоне Йожи с горечью и обидой слышал пресловутый «голос врага».

Приходилось прекращать разговор, чтобы дело не дошло до ссоры.

Первая серьезная размолвка произошла именно на этой почве. Как-то раз Ибойка поставила перед мужем блюдо савойской капусты с картофелем, оставшейся со вчерашнего дня. Картофель совсем окаменел, даже разогревание не помогло, а все блюдо, хотя Ибойка и держала его в холодильнике (в котором, правда, не было льда — ведь, чтобы его достать, надо вставать пораньше), попахивало весьма подозрительно. У Йожи не хватило духу взяться за ложку — на этот счет нос у него был более чуток, чем у Ибойки. В семьях, где привыкли ко вчерашней еде и к овощным блюдам, выставленным на лед, не так скоро замечают, что пища припахивает… А савойская капуста чем дольше стоит, тем сильнее пахнет. В тот вечер Йожи вернулся домой особенно усталый и расстроенный. На заводе порою дела шли из рук вон плохо. Просто зло берет: когда только кончится эта неразбериха, когда мы наконец начнем работать спокойно, без перебоев?.. Вот он и не утерпел, чтобы не намекнуть Ибойке о ее промахе. Правда, и тут Йожи сдержал себя: даже в тоне голоса не дал он жене почувствовать ни досады, ни своего дурного настроения:

— Ибойка, матушка (деревенские словечки все еще как то сами просились на язык), не скисла ли эта капуста? Что-то запах у нее немножко того… странный.

Ничто так не раздражает женщину, не умеющую готовить, как упоминание о ее неудачном блюде, — ведь она чувствует свою вину. И Ибойка отпарировала с вызовом, как дурная стряпуха, застигнутая врасплох:

— А каким же ему быть, этому запаху? Капуста всегда пахнет капустой! Что я могу сделать, если в магазинах ни кусочка мяса, чтоб она лопнула, эта твоя демократия! Раньше небось мяса всегда было вдоволь, а теперь надо радоваться, если гнилой капусты втридорога достанешь, да и то полдня в очереди торчишь!

Йожи и тут сохранил видимость терпения, хотя весь кипел от гнева и руки, казалось, подымались сами собой.

— Ладно уж, из-за этого не стоит меня пилить! Я ведь только спросил, не прокисла ли капуста.

— А ты не зли меня. Скисла, не скисла! Подумаешь! Скажи лучше, что мне готовить, если на рынке ничего нет.

— Пойми, Ибойка, я не хочу мешаться в твои дела. Делай, как знаешь, одно только скажу тебе: видел я бедность и похуже нашей. У нас дома, в деревне, часто не было ничего, кроме горсти муки, картошки, фасоли да проса, и то не всегда. И все-таки моя