Эта жестокая грация - Эмили Тьед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если до этого по наши головы придут сектанты? – спросил Калеб.
На губах Алессы не осталось и подобия прежней улыбки.
– Они придут не за вами, а за мной. И если бы я думала, что это спасет Саверио, то позволила бы им. – Она выдержала паузу, чтобы сидящие за столом переварили ее слова. – Но их теории ничем не подкреплены.
Нина вертела головой, оглядывая всех собеседников.
– О чем это вы?
Камария надавила пальцами на виски.
– Тебя держат в башне, Нина? Некоторые помешанные болтают, что она ненастоящая Финестра, а единственный способ найти настоящую… ну, ты сама знаешь. – Она посмотрела на Алессу, скорчив виноватую гримасу.
– Вы о падре Айвини? – Нина нахмурилась. – Он на прошлой неделе посетил мое молодежное объединение и вовсе не показался мне сумасшедшим. Каждый общается с Богиней по-своему и имеет право на свое мнение, даже если мы с ним не согласны.
– Не имеет, если его мнение сводится к убийству спасительницы, избранной Богиней, – возразила Камария.
– Уверена, что он никому не говорил этого делать.
Йозеф громко кашлянул, желая спасти Нину, пока она не наговорила лишнего.
Алесса сдержала стон. Она представляла разные сценарии развития сегодняшнего вечера, но даже в наихудших из них не ожидала, что ее первый ужин с Фонте начнется с непринужденной беседы о ее смерти.
– Ну что ж, – вмешалась она. – Доказательств того, что смерть Финестры приведет к расцвету новой, не существует, так что вы застряли со мной.
Калеб зловеще прищурился.
– Как и нет доказательств, что это не так.
Камария направила свой бокал в сторону Калеба.
– Если ты своим невыносимым поведением пытаешься добиться исключения из круга кандидатов, то твое усердие заслуживает похвалы.
– Рад, что позабавил тебя, – протянул Калеб, залюбовавшись крошечной искрой, что вспыхнула между большим и указательным пальцами. – Как там поживает твой брат, Камария? Ох, погодите-ка. Он же сбежал, не так ли? А то я думаю, почему у меня аппетит пропал. Должно быть, из-за витающего запаха измены.
Камария наградила его убийственным взглядом.
– Ну, а вот я верю в богов. – Саида вымучила улыбку. – И в нашу Финестру.
По крайней мере, хоть кто-то пытался притвориться.
– Богиня не ошибается, – тихо произнесла Нина, чье предложение прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение.
Ужин превратился в катастрофу.
– Я бы с радостью отпустила всех вас, – сказала Алесса. – Но я нужна Саверио, а мне нужен Фонте. Я намерена доказать вам, что достойна, чтобы в момент принятия окончательного решения один из вас вызвался добровольцем.
– А если никто не вызовется? – поинтересовалась Нина.
– Совету придется выбирать. Я этого делать не стану. Знаю, каково это, когда тебя наделяют ролью, о которой ты не просил, и больше ни с кем так поступать не собираюсь.
– Тост, – воскликнул Калеб и, наполнив бокал до краев, высоко его поднял. – Выпьем за того, кто умрет первым!
Девятнадцать
Non è prudente aprire vecchie ferite.
Немудро бередить старые раны.
Дней до Диворандо: 28Алесса сложила перчатки рядом со своей тарелкой и уставилась на стол, заставленный тарелками с едва тронутыми блюдами и пустыми стаканами. Когда в зал вошел официант с крошечными охлажденными стаканами лимончелло, Фонте удалились, сославшись на невероятную усталость. Их стулья почти оставили борозды в полу.
Данте развернул ближайший стул, сел на него задом наперед и, облокотившись на спинку, подпер подбородок рукой.
– Они по-настоящему тебя боятся, да?
– А как иначе. – Алесса сжала пальцы в кулак. – Я чудовище, преследующее их в кошмарах.
Его взгляд смягчился. Днем раньше она и не заметила бы перемены, но все изменилось.
Данте взял бутылку вина и, прищурившись, посмотрел сквозь кобальтовое стекло.
– Я видела, как его откупоривали, – сказала она. – Не отравлено. К несчастью.
Данте перевернул бутылку и, застав лишь несколько капель, потянулся за другой. Проткнув пробку ножом, он ловко повернул ее и с хлопком выдернул. Махнул вином в ее сторону, и Алесса покачала головой.
Она не осознавала, что смотрит на ножи, выведенные на его запястье, пока он не вздернул брови.
– Сожалеешь о том, что сделал? – Алесса указала на его татуировку.
– Всегда.
У нее не было никаких оснований судить его или копаться прошлом. Она сама – убийца, которая наняла убийцу. И раз его пометили, а не изгнали, значит, что бы он ни сделал, это не посчитали хладнокровным убийством: по всей видимости, уличная драка просто пошла не по плану. Но Алесса внезапно осознала, что Данте из всех ее собеседников, возможно, единственный, кто знает, каково это – отнять жизнь.
– Должно быть, это ужасно, когда напоминание о твоей худшей ошибке навсегда запечатлено на коже.
Он рассеянно потер метку большим пальцем.
– Если я забуду, они будто бы умрут снова. Они того не заслуживают.
Она не могла избавиться от бремени вины и печали, в то время как он рассуждал о сожалении как о даре, словно дорожил ими настолько, что хотел сохранить память о них навсегда.
– Что ж, – сказала она, пытаясь улыбнуться, но с треском провалила задание. – Я рада, что меня не помечают. У меня не хватило бы места. – И тень ее улыбки погасла.
– Хочешь обсудить?
В затянувшейся тишине возродились ее призраки. Она слишком долго хранила историю Эмира в своей одинокой душе, и никто не хотел ее слушать.
– В первый раз я так… радовалась, – вырвались непрошенные слова, словно кровь, хлынувшая из раны. – После долгого ожидания я изголодалась по любого рода связи, даже по простому прикосновению.
– Изголодалась?
Ее щеки покрылись румянцем.
– Слова получше мне в голову не пришло.
– Ты хотела его.
– Нет, – она покачала головой. – Не знаю. Может быть. Но я имела в виду не это. Я хотела снова стать частью общества, обычной девушкой, которую не отрезали от остальных. Он был милым и добрым, и я знала, что он будет терпеливо ждать, пока я учусь контролировать его – нашу – силу. Я чувствовала, что он может стать другом, моим другом, и, возможно, чем-то большим.
– Все прошло быстро?
– Нет. – Она сглотнула. – И от этого только хуже. Меня предупредили, что я могу испытать шок, поэтому, когда он поцеловал мою руку, я ждала. Не заметила, что он не отстраняется. Пока он не рухнул. Мне следовало оставить его и бежать за помощью, но я не понимала, что это моих рук дело. Хотя это, конечно же, было очевидно. То же самое случилось с мальчишкой, с которым я играла в догонялки в день, когда стала Финестрой, но тот мальчик не был Фонте. Обычный мальчишка, которому не повезло прикоснуться ко мне, когда пробудился дар. В общем, я пыталась утешить Эмира. Кричала, звала на помощь. – Она горько усмехнулась. – Хотела, чтобы он знал, что я рядом, что он не один.
Костяшки ее пальцев, сжимающих стакан, побелели.
– Потому что такого хотела бы я. Никто не должен страдать или умирать в одиночестве. Но к моменту, как