Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви. 2012—2016 - Мария Говорухина

Анна: На наряды, сестренка, не хватает.

Ангелина Ивановна: Аня, я не знала, что Ире негде жить.

Ирина: Мама! Мы ведь одна семья! Неужели вы ради денег только приехали? О них забота нужна, забота!

Анна: Понятно, дом уже не продается.

Валентина: Не продается.

Ирина: Аня, случилось что-то. Тебе деньги нужны?

Валентина: Расширяться надумала?

Ирина: А для Серафимы… Переезд куда угодно ее убьёт… Отсюда ее Андрей уходил, она его здесь с 41-го года ждет.. Эти два письма – для нее вся жизнь, одно – поздравление с Новым годом, другое – о Польше. Только эти письма её с ним и связывают. Может она добровольно куда-то уехать? Ты понимаешь, что значит для нее отсюда уехать.. Страшнее, чем умереть.

Анна: Мама, подпиши дарственную. Боре деньги нужны, значит, я все сделаю, чтобы они у него были.

Борис: Не надо, мама.

Анна: Надо, Боря, надо.

Борис: Они эти восемь лет не особенно нами интересовались.

Валентина: Не они, а тети твои. Ты тоже интереса не проявлял.

Анна: И маму, и Серафиму жалко. Вы хорошие, в дом пенсионеров их отдавать не хотите, так забирайте.

Валентина: Куда? Ире жить негде, сама сюда приехала. У меня однокомнатная, мы со Светкой вдвоем. Как мы все там?

Ангелина Ивановна: Ничего страшного в доме пенсионеров нет.

Валентина: Мама, тетю Серафиму не возьмут в дом престарелых, её отправят в психушку.

Ангелина Ивановна: Я настою, я потребую.

Валентина: Мама, вас разлучат.

Ангелина Ивановна: Нет, она без меня умрет.

Валентина: Не надо ничего менять, сейчас Ирина к вам переберется, вам легче станет значительно. Лучше все мама, будет, не надо этого делать. Дом у вас есть, сад, счастье это.

Ангелина Ивановна: А Борино счастье?

Валентина: Не может счастье от денег зависеть. Не может.

Анна: Может, Валя, может, еще как может.

Ирина: А как же не в деньгах счастье?

Анна: Ах, Ира, хорошо бы, если бы так было, да только в жизни все по-другому, чем в фильмах и книжках.

Борис при этих словах уходит в дом.

Валентина: Куда это он?

Анна: Жарко, наверное, стало. Не знаю, может, что нужно.

Борис не возвращается довольно долго. Все молчат.

Ирина: Случилось там что-то? (бежит в дом)

Борис медленно возвращается из дома. За ним возвращается Ирина.

Ирина: Валя, писем нет.

Валя: Письма? Какие письма? Бушкины письма?

Ирина: Борис, зачем вы ходили в дом?

Валя: Борис, значит.

Ирина: Борис, если они у вас, отдайте. Отдайте, пожалуйста.

Борис: Она мне их отдала.

Ирина: Сама?

Анна: Давайте все уладим, не до писем сейчас. Подпишет мать дарственную, потом с письмами разберемся.

Ангелина Ивановна: Подпишу.

Валя: Это что – шантаж? Нет, никакого шантажа не будет. Он просто отдаст письма и всё. И шантажа не будет. Возвращай, возвращай, говорю.

Ангелина Ивановна: Я подпишу.

Валя: Не подпишешь.

Ангелина Ивановна: Подпишу. Подпишу. Он приехал, я обещала.

Валя: А Ира?

Ангелина Ивановна: У тебя жить будет.

Валя: Мама, что ты делаешь? Ты сама понимаешь, что ты делаешь?

Ангелина Ивановна: Понимаю. Понимаю.

Валя: Отдавайте письма!

Ирина: Отдайте, Борис, письма, мама и так вам все подпишет.

Борис: Бушка отдала мне письма.

Ирина: Как она могла их отдать?

Валентина: Да она с ними ни за что на свете бы не рассталась, значит, ты сам взял!

Ирина (кричит): Тетя!

Серафима медленно появляется на пороге.

Ангелина Ивановна: Серафима, где письма?

Серафима: Андрюшеньке отдала, он ведь вернулся!

Ангелина Ивановна: Значит, сама отдала. Так. Утро вечера мудренее. Я пойду и поговорю с Серафимой. Письма раз тебе отдала – читай. А вы прекратите причитать. Вернет, когда надо будет.

Анна: Хорошо, мама.

Валя: Письма только отдать надо. И ничего она вам не подпишет.

Ирина: Боря, зачем тебе деньги?

Борис: Тетя Ира, сколько раз я должен повторить: она сама отдала мне письма.

Валентина: Так отдай, они же не твои! Это шантаж! Ты вернешь письма, когда дом получишь? Или как тебя понимать?

Борис: Понимайте, как хотите.

Валентина: Ты не понимаешь, что значат для всех нас эти письма.

Ирина (Боре): Я, кажется, поняла. Ты не понимаешь, что это за письма, сядь рядом. Что с тобой случилось, мой родной? Я тебе должна это рассказать, это важно. Послушай меня, послушай. Не вставай, не беги, не убежишь. Андрей родился очень давно. Родился в 18 году, после революции в небольшой бедной семье. Слушай. Сестра его Анна Дмитриевна прожила долгую жизнь и умерла в 1992 году. Давно. Ты был маленьким. Ты ее не помнишь. Вот они вдвоем с Серафимой ждали его всю жизнь. Последнее письмо он написал в 44 году, в декабре. Он не дошел до Берлина. Пропал без вести. В Польше, под Познанью. Его матери пришло извещение. Он гвардии сержант, у него медаль за Отвагу и орден Славы III степени. Он был учителем истории, сынок, человеком, таким, как ты – молодым, добрым, милым. Не перебивай. И в один хороший день он полюбил девушку, соседку, со странным именем Серафима. И жили бы они долго и счастливо, но пришла война. И он ушел. Знаешь, что написано в этих письмах между строк? Он хотел бы держать на руках ребенка, чтобы у него или нее были ее глаза и ее улыбка. Она так и осталась его девушкой. Когда пришло извещение, ей сказали последней. Сестра его Анна вытащила ее из воды, когда она топилась. После этого вешалась, потом плакала, потом топилась, а потом перестала всех понимать. Твоя бабушка, Ангелина Ивановна, заботилась о ней всю жизнь. Полгородка нашего маленького им помогало. Рано они остались одни. Дед твой умер, после того как мама твоя родилась. Легочником был, замерз в окопе, простыл, после войны все болел, потом умер. Вот и представь: на твоей бабушке трое детей – девочек и больная сестра. Бушку и работать пытались заставить, отстояла ее мать, сама двойную норму тянула. И в больницу не отдала. Этот дом – все что у них есть. Здесь каждое деревце бабушкой твоей посажено. Каждый кустик прополот. Дому сто с лишним лет, поколения в нем жили. Не можем мы его так отдать.

Борис: А я не могу вам отдать эти письма.

Ирина: Почему? Ты кому-то должен? Очень много должен? У нас тут была одна история, девочка одна, постарше тебя немного, брала и брала кредиты в банках, а отдавать матери пришлось, сначала машину продали, потом гараж, потом дом. Все отдали. А деньги она парню отдала, который ее потом бросил и с деньгами в Москву подался.

Борис: Не могу. Меня просили их хранить.

Ирина: Нет, нет, она не могла отдать. Пойди к Серафиме, отдай письма, а потом чай поставим, всю ночь на звезды будем смотреть, говорить и чаёвничать. Ты же совсем другой, я же тебя с детства знаю, помнишь, ботаникой увлекался, помнишь, как мы с тобой змея воздушного запускали? Помнишь? Ты только вспомни. Ты однажды от пылесоса крышку на голову надел, ходил и песни пел маленьким, помнишь. Что случилось, Боря?

Борис: Я не могу рассказать.

Ирина: А ты, родной, расскажи, легче будет. Почему не приезжал так долго? Забыл всех нас?

Борис: Не думал о вас.

Ирина: А я о тебе каждый день думала и думаю. Что ты натворил?

Борис: Деньги… Мать все продала: ни киоска больше нет, ни квартиры.

Валентина: Как все?

Анна: Все, Валя.

Валентина: И где вы жить собрались?

Анна: Снимаем.

Валентина (Борису): А если мать не подпишет дом, что с письмами сделаешь?

Анна: Молчи. Ничего он не сделает. Уедем мы и все.

Валентина: Это уже сейчас очень плохой поступок, Боря. Это подлость, кража и шантаж.

Ирина: Валя! Какая кража? Какой шантаж? Это не так, она сама отдала, и он вернет. Бушка. Она ведь твоя Бушка. Мальчик, мальчик. Уже поздно. Пора ложится. Хочешь, я тебе в саду постелю? А, мы, девочки, в доме. Ты можешь оставить свет и прочитать письма. Может быть, тебе захочется сразу их вернуть (порывалась уйти, но снова села). Он был младше тебя. Он ей сделал предложение, когда уходил, и она ответила «да». Они решили, что распишутся, когда победят. Сюда пришли румыны, итальянцы, немцы. Если захочешь, погуляем по горе, там остались немецкие окопы. Наших девушек хотели угнать, а потом какой-то немец – приглянулись ему эти места – решил, что здесь, на этом участке, у него поместье будет. И решил, что хорошенькие девушки будут у него работать. Это им спасло жизнь. Здесь фашисты, в основном итальянцы, меньше зверствовали. Они не очень хотели воевать. А наши в этих местах реку форсировали, как только на эти горы лезли с обмундированием, а ведь получилось. Была здесь и еще одна история. Очень офицеру немецкому понравилась Анна, сестра Андрея. Он к ней даже свататься приходил, не грубил, силой не заставлял. Он русский знал хорошо, умный парень, рассказывал про мать учительницу, про отца. Он просил дождаться, хотел тоже в этих местах после войны обосноваться. Она ему ничего не отвечала. Никак. Глаз не поднимала. Он рисовал хорошо, портрет ей подарил. Не хотелось ему воевать. Потом их части отсюда перевели и все бы ничего, на этом бы история и закончилась, только в девяносто первом году, за год до смерти получила от его сестры Анна письмо, было написано оно по-русски. Письма-то войны – они разные. Эта немка просила прощения за всех, брат перед смертью просил прощения попросить, и она попросила. Казалось бы, что от этого прощения, а Анна приняла. Может и нравился он ей, кто его знает. Жизнь – штука сложная, а письма, они разные бывают.