Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле - Мария Федоровна Мейендорф

мог орошаться без всякого труда, человеку приходилось только менять направление воды, спускавшейся по склону. Дорога, окаймлявшая сад, шла от лежащего внизу пруда до угла усадьбы, где был непрерывно наполнявшийся бак воды. Весь избыток воды поливал посаженные вдоль дороги пирамидальные тополя. Всюду в Малороссии они растут в низких сырых местах; у нас они красовались на верху холма. Таран работал день и ночь: излишняя вода обтекала тополя и возвращалась в пруд. (Поразительно то, что прошло уже 65 лет, а цивилизованный Запад до сих пор не додумался до этого совершенно бесплатного качания воды. Комментарий Н. Н. Сомова).

Летом 1905 года, когда горели старинные усадьбы в разных концах России, мирное население нашего захолустного уголка принимало участие в постройке помещичьего дома. Строился дом из ничего не стоившего материала – из глины, смешанной с соломой и половой (мякиной); лошади ходили по кругу и перемешивали это своими ногами, как тесто, женщины и девушки подавали эту вязкую смесь мужикам, а те заполняли ею специально устроенные отцом формы, и стены росли.

Крестьяне строят свои хаты почти так же. От них отец и научился этому искусству: они вбивают по углам будущего дома очень толстые сваи, а по стенам менее толстые; и те и другие с желобками. В эти желоба закладывают жерди и через них перекидывают приготовленную глину. Месят женщины эту глину в большинстве случаев своими ногами без помощи лошадей и гладко приминают ее с обеих сторон; в нужных местах вставляются рамы для окон и дверей. Остов крыши делают из дерева; покатые ее склоны покрывают снопами соломы, вымолоченными цепами вручную. Во время пожара сгорает только крыша. Остальное дерево, густо покрытое глиной, не загорается. Остается нетронутым и потолок, доски которого тоже покрыты толстым слоем глины. Постройки эти боятся только воды. У плохого хозяина протекает крыша, и хата начинает разрушаться. За целостью стен следит трудолюбивая хозяйка: она замазывает глиной все щели, которые образуются от усушки между деревом и глиной, и белит свою хату перед каждым праздником. Строятся хаты без фундамента: место, предназначенное для постройки, твердо утрамбовывается. Это служит и полом. Он настолько тверд и гладок, что пыль и сор легко сметаются с него веником, а не ленивая украинка собственноручно замазывает его свежей глиной. Украинская деревня не знает ни клопа, ни таракана. Кучер-малоросс, приехавший с нами в Петербург, чуть не бросил места, так противны показались ему эти никогда раньше не виданные им насекомые. Отец проводил целые дни на постройке; обед мы привозили ему из старой усадьбы и сами с интересом глядели на то, что там делается. Дом был построен на гранитном фундаменте (гранитный остов земли в той местности, как и в Финляндии, выступал на поверхность). Стены были исключительно из глины. Никакого дерева в стенах не было. Когда стены высохли, их оштукатурили снаружи и изнутри, Чтобы держалась штукатурка, в стены были забиты камешки в то время, когда глина была еще сырая. Крыша была железная, крашеная. Дом был закончен в одно лето. (После революции крестьяне разобрали кровельное железо, и весь громадный дом после зимних дождей обратился в бесформенную кучу глины. Комментарий Н. Н. Сомова).

Если выйти из гостиной на балкон, то перед вами открывался вид на просторную лужайку, окаймленную справа и слева молодыми хвойными и лиственными деревьями. С правой стороны небольшая ложбина, заросшая густым кустарником, отделяла декоративный сад от молодого фруктового, где стояли и рамочные ульи с пчелами. Лужайка наклонно спускалась к высвободившейся из-под плотины речке, бежавшей по своему прежнему руслу. Там росли старые деревья. С левой стороны сад кончался обрывом. Этот обрыв издавна зарос непроходимыми кустами. Далее шел заливной луг (в Малороссии такой луг называется оболонью), а за ним небольшая река, в которую впадала наша речушка. Речка эта, тоже узенькая и быстрая, с каменистым дном, неглубокая и очень живописная, составляла границу нашего имения. Она-то и разливалась весной и заливала оболонь.

По другую сторону нашей маленькой речушки, продолжавшей течь после своей таранной работы, находился другой склон ее долины. Вверху этого склона, на плоском уровне, отец расположил дом управляющего и все хозяйственные постройки. Вода для скота и поливки доставлялась и туда тем же тараном. Вода для питья привозилась бочкой из родника, находившегося в долине.

Поселились мы в нашей новой усадьбе летом 1906 года; а ту старую усадьбу, находившуюся бок о бок с селом, и примыкающий к ней участок пахотной земли (11 десятин) отдали в аренду земству для устройства там так называемого «опытного поля».

С этого времени Бабушкин Хутор каждое лето стал оживляться приезжающими туда внуками со своими родителями, а иногда и с приятелями и приятельницами. В 1907 году было сорокалетие свадьбы моих родителей. Кроме молодого поколения, приехали сестра моей матери, 73-летняя тетя Алина Зубова, и двоюродная сестра моего отца, незамужняя тетя Варя Левшина. В большом новом доме места было для всех. Кроме гостиной, столовой и кабинета, в нижнем этаже было 4 большие спальни и 2 малые, а в верхнем еще 5 больших. Службы, то есть кухня, прачечная, молочная и комнаты для служащих, находились во флигеле, тоже двухэтажном, соединенном с главным зданием коротким коридором.

Софиевка

Описывая Бабушкин Хутор, не могу не упомянуть о нашем уездном городе Умани, вернее о находящемся около него знаменитом своей красотой парке. Когда-то Умань принадлежала богатому польскому графу Потоцкому. Он был женат на красавице гречанке по имени София. Она сильно скучала по своей живописной родине. Чтобы развлечь ее, Потоцкий и создал этот парк, в котором красота природы переплеталась со вкусом человека и с доступной уже к тому времени техникой. Окружающее население стало называть этот парк «Софиевкой».

Чтобы описать красоты его, я постараюсь передать впечатление того, кто впервые въезжает в него. Миновав ворота парка, вы едете в экипаже по дороге, окаймленной с обеих сторон лесом, растущим по склонам этой долины, пока не приблизитесь к большому павильону с колоннами в греческом стиле. Вы входите в него. Перед вами расстилается озеро воды. Это не озеро, это искусственный пруд с чистой прозрачной водой, с каменистым дном и крутыми берегами. Среди него возвышается группа камней, и из них тонкой струей бьет высочайший фонтан. Где-то недалеко, в гораздо более высокой части этой местности, бежит невидимая отсюда речка Уманька, приток Западного Буга. Потоцкий запрудил ее, и из образовавшегося там верхнего пруда провел под землей узкую трубу до середины нижнего. Разность высот этих двух прудов так велика, что получившийся фонтан бил выше знаменитого петербургского фонтана «Самсон». Идя по левой стороне южного пруда, вы любуетесь и фонтаном, и виднеющимися с правой стороны скалистыми ущельями, заросшими хвойными и лиственными деревьями. Одна высокая прямая сосна умудрилась вырасти на почти голой гранитной глыбе. (В Уманьском уезде из-под глубокого слоя чернозема почти всюду в оврагах выступает гранитная подпочва).

Дорожка, доведя вас до конца пруда, начинает пологими зигзагами подыматься по склону холма и показывает вам самые неожиданные виды. То при повороте, у самой дороги, появляется вдруг статуя какого-то греческого бога, то мраморная богиня еле виднеется из-за жасмина или сирени; чтобы полюбоваться ею, вы должны пройтись по специально ведущей к ней дорожке. То вы видите вдали быстро сбегающий по отвесной скале горный ручей; то широкий водопад тонкой водяной завесой заслоняет обнаженную Венеру, прикрытую его струями.

Наконец уже на некоторой высоте вы попадаете в местность совсем иного характера: ваша дорожка окаймляет зеленый мягкий холм, а далеко внизу виден плоский небольшой остров; на нем скамейки, клумбы с цветами, а к его берегам подплывает группа белых лебедей. На том же уровне, скрытый в тени густо растущих деревьев, вытекает родник очень чистой, холодной воды. Это вода не из реки или из прудов, это настоящий естественный ключ, годный для питья. Отсюда вода выведена за ограду сада, где всегда стоит очередь водовозов, развозящих