Смешно или страшно - Кирилл Круганский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кириллыча убаюкал этот неинтересный рассказ. Деревенские дурачки, рояли, бутерброды закружились перед глазами, и голова его упала на грудь. Водитель с трудом растолкал его.
– Вот твоя Патриотовка. Здоров ты спать. Я тебе столько не рассказал. Как баба у нас в гусиный пруд родила, и гуси, ты представляешь, гуси…
Кириллыч пожал ему руку, выделил еще один бутерброд и пошел по дороге. Про гусей бы он не осилил.
–2018-
Шалаш пастуха стоял почти у дороги, метров за пятьсот не доходя Патриотовки. Было уже около пяти, и Кириллыч рассчитывал застать его дома. Дождь остался где-то позади, а тут будто бы и не шел.
Строение смотрелось интригующе. Это был большой шалаш, устроенный в просеке между двумя деревьями. Дверь у него была хоть тонкая, но самая обыкновенная, на петлях и даже со звонком. А в одной из стен имелось окно, с рамой, двумя створками и форточкой, свежевыкрашенное в белейший цвет. Кириллыч припомнил шалаши детства – низенькие, неумело состроенные, – и удивился.
Он позвонил в звонок, но никто не вышел. С тем же результатом позвонил еще раз. И наконец постучал. Дверь открылась, вышел мужик в ватнике, оббитых сапогах, с клочковатой бородкой. В руке он держал книгу “Строительство шалашей”.
– Не работает звонок, – сказал он. – Новый, а не работает. Ты по какому вопросу?
– Я в Рассветовку иду, к старухе…
– А, черт, еще мне… Ну, заходи.
Кириллыч вошел. Внутри, прямо на земляном полу, стояла мебель: здесь была и кухня, и спальня, и уборная.
– Ты русский? – спросил пастух.
– Русский.
– Ну слава Богу. Нашему русскому Богу. Я от “чурок” натерпелся. Я с весны по осень-то здесь живу, а дом, который в Патриотовке, им сдаю.
– А зачем же вы сдаете?
– А удобно. Все идут на работу, корову мне доверяют и свободные дальше шагают. А уж я отвожу, куда следует, и пасу.
– Я имею в виду, зачем “чуркам” сдаете? Если вы их не любите.
– Не люблю! Но сдаю. Потому что русские всегда терпят ото всех. А я – принципиальный. Терпеть не буду. Лучше пусть хуже мне будет, а ни в какую.
Кириллыч не понял ничего.
– Как там погода? – спросил пастух. Кириллыч посмотрел на окно. – Да оно не открывается. Поставили в том году, хорошее, только не открывается. Ну и пролежал я весь день на кровати сегодня. Не хотелось ничего. Вон, видишь, табуретка у кровати. Я нажарю яиц, поставлю рядом, а сам лежу. Захотел есть, ап – яичко-другое и дальше лежу.
– А как же коровы?
– А чего коровы? Местные знают, что со мной такое случается, сами в поле отведут. А уж вечером я заберу их.
– Понятно. Погода теплая, совсем весна.
– Ммм. Россия! Что ни говори, а Россия!
Пастух предложил Кириллычу стул, а сам стал собирать на стол. Он сходил в погреб за шалашом, принес две палки колбасы, поставил вариться картошку, достал овощей, зелени, хлеб, сало.
– Да куда вы столько? – сказал Кириллыч.
– Чем богаты, как говорится. Жаль печи нет, а то я и оттуда все бы на стол метал. В будущем году думаю поставить. А то плитка не всякий раз еще и включается.
Они поели, выпили на двоих бутылку пива, по полстакана чистого спирта. За пивом пастух представился, но Кириллыч не расслышал, хотя руку пожал. После еды они заговорили о главном.
– Я из Оградовки иду, – сказал Кириллыч, – к старухе. Чтобы “посмотрели” меня.
– А ты что предвидишь?
– Да всего понемногу. И ход истории, и моду.
– В семьдесят девятом смешной случай был: пришел один, вроде тебя, говорит, тоже в Рассветовку. Я спрашиваю, ты что предвидишь, а он говорит, марксизм. Еле выпроводил его. Я его в дверь толкаю, а он: сукно, сукно. Лет на двести запоздал!
Кириллыч засмеялся. Он заметил, что как только пастух переставал говорить о России, его речь становилась ясной и складной. Стоило же ему перескочить на любимую тему, как он принимался нервничать и суетиться. Поэтому Кириллыч решил не говорить ничего похожего, чтобы не натолкнуть и пастуха. Однако первым же вопросом вернул того на знакомую тропинку.
– А вы что предвидите? – спросил он. Пастух вскочил.
– Что Россия вновь станет великой. Вернем Финляндию, этих чухонцев, раздавим Польшу, заберем Аляску, Венгрию, Германию. В Воронеже откроем концлагерь для европейцев, пусть нашего хлебушка отведают. А мы по полям бескрайним бродить будем, да коров холмогорских пасти…
Пастух не унимался минут пять. Кириллыч сказал:
– А может, еще спирта?
– Нету, – с досадой сказал пастух. Спирт немного отвлек его от России. Кириллыч воспользовался антрактом и спросил:
– А что же мне там делать? Как держать себя?
– В Рассветовке? – переспросил пастух, успокаиваясь.
– Да.
– Как знаешь, так и держи. Специально ничего не делай. Только затянешь просмотр. А вообще там все достаточно быстро. Если ты говоришь, моду предвидишь, пошлют тебя в Москву, наверное, будешь там работать, пользу приносить.
– А как в принципе “смотрят”?
– Общаются с тобой, в гости зовут, вопросы задают, испытания проводят. Да, забыл сказать, там никто не разговаривает.
– А как же…
– У них есть система мудрых слов ─ СМС. Если хочешь сказать что, берешь листочек, пишешь на нем самое важное, отдаешь человеку, он относит это тому, к кому ты обращаешься…
– Как сложно. И долго, наверное…
