Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Vive l'empereur!» Через мост переходили с барабанным боем колонны под красно-бело-зелеными знаменами – вице-король ввел в дело итальянскую пехотную дивизию генерала Пино, которая еще ни разу не участвовала в сражениях. Генерал лично повел первую бригаду по Боровской улице на Соборную площадь; вторая бригада поднялась под огнем по оврагу и овладела Спасской слободой. Черные фигурки рубились саблями и кололи штыками на фоне гудящего зарева и вместе падали во всепожирающий огонь. Большинство старших офицеров были перебиты; место генерала Пино занял его начальник штаба, но пылающий город был захвачен – уже в шестой раз. Маневрируя под огнем неприятеля, французская артиллерия метко поражала русские батареи; Ермолов приказал вывести их из города…
– Генерал Дохтуров и генерал Ермолов настоятельно просят вашу светлость ускорить движение армии, иначе город впадет во власть неприятеля!
Армия стояла в селе Спасском на реке Протве, в семи верстах от Малоярославца; корпус Раевского с полудня находился совсем недалеко от города, ожидая приказа главнокомандующего вступить в дело. Кутузов досадливо поморщился и отправил графа Орлова-Денисова обратно безо всякого приказания. Однако Ермолов не сдавался. Когда новый посланный от него повторил всё то же самое слово в слово, светлейший с негодованием плюнул. Полковник нарочито достал платок и промокнул лицо – и это всё на глазах у генералов, составлявших свиту главнокомандующего! Раевский получил приказ выступать.
…Остатки итальянской дивизии были выбиты из Спасской слободы и верхней части города; у Нечаевского оврага русские поставили сильную батарею. Пытаясь спасти положение, Богарне отправил на правый берег Лужи колонны гвардейских егерей, занявших позицию у церкви Спаса. Как только русские батальоны двинулись к мосту, егери бросились в штыковую; за ними шли гренадеры и карабинеры. Вновь овладев всем городом, итальянцы решили развить успех, но страшный град картечи, посланный с русской батареи, выколачивал жизнь из батальонов, точно зерна из снопов. Пока пехота строила баррикады на берегу, из спасских садов вышла ощетинившаяся штыками стена с зеленой порослью султанов над черными киверами. Она оттеснила русских к оврагу.
Шел четвертый час пополудни. Русская армия наконец-то подошла, заняв позицию на высотах по обе стороны от Калужской дороги. Кутузов приказал строить там четыре редута, отправив корпус Бороздина сменить корпус Дохтурова.
Теперь французы пытались выйти из горящего Малоярославца, продвигаясь к югу, но русские картечью и штыками загнали их обратно. Скорбное солнце протянуло лучи к усыпанной телами земле, когда к вице-королю подошло обещанное императором подкрепление. Французские и итальянские колонны шли по трупам через город с севера на юг; полки Раевского и Бороздина отступили под защиту строящихся редутов.
– Ты знаешь, как я тебя берегу и всегда упрашиваю не кидаться в огонь, – сказал Кутузов Коновницыну. – Но теперь прошу тебя: очисти город.
Цвет итальянского юношества нежданно увидел перед собой ветеранов турецких кампаний; к визгу картечи и грохоту взрывов добавился хруст костей и клекот захлебывавшихся кровью глоток.
Дивизия из корпуса Даву переправлялась через Лужу у мельничной плотины, разворачиваясь в боевую линию на опушке леса у оврага. Стоявшую там батарею русские взяли на передки и вывезли; путь в город был свободен.
Яркие шарики ядер летали во мраке ночи – артиллеристы вели свою дуэль, пытаясь разбить орудия друг друга; пули искали в безликой темноте живую теплую грудь. В самом городе было светло как днем: уцелевшие дома нарочно поджигали, чтобы вовремя заметить противника. К десяти часам вечера Коновницын, неоднократно водивший в атаку гренадеров, вышел из Малоярославца вместе с дивизией Карла Мекленбургского. Улицы были усеяны оторванными руками и ногами, обгорелыми трупами с головами, раздавленными колесами артиллерийских орудий; от домов оставались одни дымящиеся развалины, под рдяным пеплом виднелись остовы людей.
Пальба затихла. Расставив пикеты, остальным разрешили прилечь. Пехотинцы попа́дали на мокрую землю, как стояли, положив головы друг на друга, держа ружья под рукой; артиллеристы прислонились головами к ступицам лафетных колес. Некоторое время спустя между часовыми пробежала невесть откуда взявшаяся корова, они подняли стрельбу, французы ответили, раздалось несколько пушечных выстрелов, ближайшие к аванпостам люди повскакивали и принялись стрелять – прочие спали. Через полчаса всё стихло. Русский ефрейтор отправился менять часовых, наткнулся на французского унтера, вновь разыгралась перестрелка – несколько спавших ранило случайными пулями. Продрогший на голой земле артиллерийский поручик приказал зарядить орудия картечью, поставил возле часовых с готовыми пальниками, а сам зарылся в сено под зарядным ящиком и крепко уснул.
Кутузову приготовили квартиру в сельце Немцове. Полковник Толь доказывал ему, что нужно атаковать французов всеми силами, оттеснить их за Лужу и преследовать дальше; светлейший махнул на него рукой: риск слишком велик. Армии было приказано, бросив недостроенные редуты, перейти через глубокий овраг на левый берег речки Карижи, заняв позицию на высотах; Милорадович остался сторожить французов, расположив свои войска подковой.
Гвардейцы, не участвовавшие в деле, с почтением и завистью смотрели на армейцев, возвращавшихся из него, но прятали свои чувства под шершавой иронией. «Уж эти видно, что поработали: вишь, как рыла-то позамарали!» – сказал один из солдат, указав рукой на чумазых артиллеристов, сидевших на лафетах черно-сизых орудий. Отвечать на расспросы не было сил; минувший день – трудный переход, дождь, грязь, кровавое сражение, голод, озноб – казались далеким прошлым, а здесь и сейчас было отрадное настоящее, сулившее еще более приятное будущее: костер, обед, сон на соломе.
* * *
Солнце еще не встало; было темно, хоть глаз выколи, однако император по обыкновению пустил свою лошадь вскачь. Генералы Рапп и Лористон устремились за ним, Коленкур тоже держался рядом, граф Людвик Пац опередил маршала Бертье, адъютанты и ординарцы поспешали следом.
Теперь, когда глаза привыкли к темноте, уже можно было различить более густые тени на фоне начинавшего блекнуть неба. Впереди топорщился лес, из него выезжали конные фигуры, строясь в линии. Вот они двинулись вперед шагом, стройными рядами.
– Ваше величество, это казаки! – крикнул вдруг Коленкур.
– Не может быть! Это наши!
– Ура-а! – послышалось впереди вместе с топотом копыт.
Рапп схватил поводья лошади императора и стал поворачивать ее:
– Поторопитесь, сир!
– А ведь в самом деле, это казаки! – удивленно заметил маршал Бертье.
– Вне всякого сомнения, – подтвердил генерал Мутон.
Три взвода гвардейской кавалерии, составлявшие эскорт императора, поскакали вперед, чтобы задержать казаков; с десяток егерей остались возле Наполеона.
– Возьми их и попытайся пробиться вперед, – сказал он Раппу.
Бертье и Коленкур обнажили шпаги. Впереди уже закипела схватка; император повернул назад к Городне, где стояла
