Эта жестокая грация - Эмили Тьед

идут парой.

– Груди идут парой, но сомневаюсь, что бюсты, – кто вообще так говорит? Можно использовать во множественном числе. Две груди, один бюст. Например, у меня две ноги, но одна промежность, что-то в этом роде.

– Не знала.

– Грамматику?

– О твоей промежности. И ты не должен обращать внимание, когда девушка проливает воду в зону декольте.

– Я и не обращал, – заявил Данте. – Но ты визжала, как тебе холодно. А затем выхлебала еще один стакан виски, так что сомневаюсь, что вода поможет. – Он долго таращился на свой стакан. – Чья сейчас очередь?

– Кажется, моя.

– Спой что-нибудь.

– Пас. Я ужасно пою. – Следующую порцию она опрокинула в себя слишком легко. – Лучше спой ты.

Алесса не думала, что он согласится, но его голос – текучий, как медовый виски, – разнесся по комнате:

– На корабль красавицу я пригласил.

О боги. Обжигающий алкоголь и теплота его голоса растопили нечто внутри нее.

– Чтобы море ее приласкало.

Так. Это было нечестно.

– А вернувшись на берег, красавице, – Данте вдохнул, в его глазах мелькнул лукавый блеск, – приласкать меня было мало.

Алесса откинула голову и залилась смехом.

– О, брависсимо. Ангельский голос для дьявольской песни.

– Grazie[18], – он склонил голову. – Твоя очередь.

– Я не пою.

– Тогда любимый цвет.

– Зеленый, – ответила она. – Ты ужасно играешь. Моя очередь. Скольких людей ты целовал?

Данте, задумавшись, поморщился.

– Семь. Нет, восемь. Подожди, а близнецы считаются за одного или двух?

– Близнецы – абсолютно разные люди, так что, разумеется, за двоих. И это отвратительно. Тебе не следует целовать родственников.

– Они же не мои родственники. И я никогда не отказываю в поцелуе хорошенькой девушке.

Тогда удивительно, отчего цифра не оказалась больше. Алесса бы первой встала в очередь, не будь она такой смертоносной – даже невзирая на его не самый приятный характер. Хотя выпивший Данте практически очаровывал. Или ее моральный компас дал сбой. Виски искажал все вокруг, поэтому алкоголь, вероятно, сгладил и его недостатки. Даже ее стакан накренился. А может, накренился пол. Или она. Трудно сказать.

На чем они остановились?

Алесса собрала свои разрозненные мысли в кучу.

– Наверное, и я не отказалась бы, знай заранее, что это не обернется трагедией. Моя единственная попытка прошла не очень хорошо.

Данте лениво ухмыльнулся.

– Требуется практика.

– Тогда добавь поцелуи в список действий, которыми я не овладею.

– Да брось, – он махнул рукой. – Уверен, рано или поздно ты разберешься со смертельными прикосновениями.

Алесса хихикнула, заглушая еле слышимый голосок, предупреждающий ее о том, что завтра поутру она об этом пожалеет.

– Гипо-гипер-гипотетически, если бы не эта высокая вероятность мучительной смерти, ты бы захотел поцеловать меня?

– Гипотетически? – Ему удалось произнести слово четче, пусть и ненамного.

– Разумеется.

– По правде говоря, трудно забыть о вероятности мучительной смерти. – Он чокнулся своим бокалом о ее.

– Гипотетически же. – Алесса, попытавшись пнуть его, едва ли задела ногу. – Тебе даже не придется пробовать. Неужели так сложно притвориться, что ты считаешь меня привлекательной?

– Ты спрашивала не об этом.

– Хочу изменить свой вопрос. – Она заправила волосы за уши. – Ты считаешь меня привлекательной?

– Да. Любимая еда?

Алесса с чрезмерно раздутой гордостью взмахнула волосами. Несомненно, она заработала дополнительное очко за то, что вытянула комплимент из его упрямых уст.

– Все еще не настоящий вопрос.

– Я пытаюсь направить нас в безопасные воды. Самый большой страх?

– О, безопаснее некуда, – нахмурилась девушка. – Что мы все умрем.

– Скучно.

– И что виновата буду я? Кажется, это пугает меня гораздо больше, чем смерть. Наверное, я ужасный человек.

– Не мне судить. – Он побарабанил пальцами по стакану. – Любимое хобби?

– Помимо случайного убийства людей? Никакого. Возможно, следует научиться вязать.

– Ты унылый пьяница, ты в курсе?

– Дальше твоя очередь. Не слишком поздно задумываться о кошке?

– Ах, так ты принимаешь мою теорию?

– Что я настолько одинока, что высасываю жизнь из своих партнеров? Конечно, почему бы и нет. – Ее дыхание участилось. – Мне может понадобиться не одна кошка.

Данте поставил стакан и поднялся на ноги.

– У меня есть идея.

– Что ты делаешь? – Алесса попятилась назад.

– Собираюсь обнять тебя ради спасения мира.

Она так резко сорвалась с места, что опрокинула стул.

– Нет. Это плохая идея.

– Ты покрыта с ног до подбородка, а я на целую голову выше. Тебе придется подпрыгнуть и врезаться в мое лицо, чтобы причинить вред.

Встав за разделявший их диван, она напустила на себя самый строгий вид.

– Это слишком опасно.

– Ты хочешь чертовых объятий или нет?

«Отчаянно».

Она сглотнула.

– Перчатки.

Он вытащил их из заднего кармана, довольно качая головой. Но стоило ему сделать шаг вперед, как Алесса отскочила назад.

– Лицо.

Данте закатил глаза, но осмотрелся по сторонам и обнаружил кучу многокрасочных шарфов, висящих на крючках у двери. Схватив ярко-фиолетовый, он заправил один конец за воротник и обмотал материей всю голову. Пальцами, обтянутыми перчатками, он поправил складки, чтобы иметь возможность хоть что-нибудь видеть.

– Черт возьми, куда ты делась?

Алесса прикусила язык.

Виднелся всего один темный глаз, и Данте приглашающе раскинул руки и принялся ждать.

Смелость, отчаяние или глупость от нетрезвости толкнули ее в его объятия.

В тот момент, когда они соприкоснулись, каждая мышца в ее теле напряглась так сильно, что она не смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела.

Он был теплым.

Это все, о чем Алесса могла думать. Забыла, какие люди теплые.

Она попыталась положить руки ему на спину, но тут же решительно отдернула их. Данте прижал ее к себе, крепко и бесстрашно, и она предприняла еще одну попытку поместить ладони на его распрямленную спину.

Потихоньку, мышца за мышцей, девушка расслаблялась, пока наконец не прижалась щекой к его груди.

Прежде бившееся спокойно сердце начало колотиться.

Алесса искала в себе силы пошевелиться, при этом не вызывая опасений за его безопасность, но он не отстранился, – а ей еще никогда не было так хорошо. Никогда. Она официально признала, что эти объятия – лучшее, что с ней случалось.

«Ты жалкая».

Плевать. У нее возникло ощущение, будто она вечность пребывала под водой и только сейчас сделала жизненно необходимый глоток воздуха. Прижавшись щекой к его твердому телу, убаюканная теплом и уютом, она позволила миру исчезнуть, защитным стенам разрушиться в его крепких руках…

Она вскинула голову. Когда Данте заговорил, его грудь задрожала:

– Ты там уснула, что ли?

Алесса медленно моргнула.

– Может быть.

– Серьезно?

– Всего на секунду.

– Ха. Обычно, обнимая женщину, мужчина желает немного другого, но, полагаю, это хороший знак?

Девушка кивнула и щекой потерлась о ткань его рубашки.

– Лучше? – спросил он. – Удовлетворена?

«Удовлетворена?» Даже не близко.

«Лучше?» Однозначно.

Алесса пробормотала что-то, по-видимому, бессмысленное.

– Что? – Приобнимая ее одной рукой, другой Данте силился поправить нелепый шарф.

– Ничего. – Она прижалась к нему теснее. – Не волнуйся, отпущу через минуту.

Данте сделал паузу.

– Не торопись.

Отступив назад, Алесса слегка пошатнулась.

– Пожалуйста, назови свое имя.

Он потер губу.

– Давай договоримся. Ты спасаешь мир, а я раскрываю свое имя. Как тебе такая мотивация?

– Кажется, достаточно высокая плата за желание узнать общую информацию о своем работнике.

– Соглашайся или уходи. – Данте зевнул. – Я собираюсь принять душ. Пей больше воды. Потом поблагодаришь.

Алесса проковыляла к раковине, чтобы наполнить большой стакан водой. Еле волоча ноги, добралась до кровати, подавив желание рухнуть