Эта жестокая грация - Эмили Тьед

прямо на матрас.

Ее ночнушка лежала в шкафу в ванной комнате, но она не собиралась врываться, пока там мылся Данте, поэтому разделась до белья и, отшвырнув платье в сторону, забралась в постель. Алессе пришлось извернуться, и она потянулась за стаканом, одновременно удерживая простыню на груди.

Половину содержимого она влила в себя почти силой. Чтобы допить остальное, требовалось больше мотивации. Она нахмурилась, уставившись на теплую жидкость. Лед хранился на другом конце комнаты, и ей пришлось бы успеть пересечь ее до возвращения Данте, – очень плохая идея в трезвом состоянии, но заманчивая в нынешнем.

Впрочем, сойдет и теплая вода из-под крана.

Она как раз собралась с духом, чтобы сделать очередной глоток, как из ванной комнаты вышел Данте в одном лишь полотенце.

Алесса отодвинула стакан от все еще приоткрытых губ.

– Прости. Забыл сменную одежду. – Он склонил голову набок. – Ты в порядке?

Ох. Она пялилась. И даже не думала прекращать. Алесса подняла руку.

– Не двигайся.

Данте оглядел комнату, выискивая проблемы, а затем скрестил руки на груди.

– И зачем мне стоять?

– Ты посоветовал мне быть смелее.

– И?

– В моих покоях полуголый мужчина, и я смело на него смотрю.

Он озадаченно провел пальцами по волосам.

– Я… имел в виду кое-что другое.

– Нельзя диктовать людям, как пользоваться советами. Над другими смелыми поступками поработаю позже. А пока просто поглазею. Если только ты не стесняешься.

– Стесняюсь? – Данте провел языком по зубам, не скрывая своей улыбки. – Это вряд ли. – Подняв руки, медленно покружился. – Вот. Насмотрелась?

Опасный вопрос.

– Полагаю, теперь я позволю тебе одеться.

Парень фыркнул.

– Как будто ты смогла бы меня остановить.

– Я могу убить тебя одним мизинцем.

– Весь дрожу.

Алесса швырнула в него подушку, но Данте поймал ее и, сунув под мышку, направился к стопке чистой одежды, разложенной на диване.

– Продолжай швыряться и скоро будешь спать на одном матрасе.

Она опустилась на груду подушек с широкой улыбкой на губах. По крайней мере, хоть один человек относился к ней как к обычной девушке. Финестра получила больше, чем смела мечтать за очень долгое время.

Двадцать пять

Le bestemmie sono come la processione: escono dal portone e ritornano dallo stesso.

Проклятия подобны парадам: они возвращаются туда, где взяли начало.

Дней до Диворандо: 19

Алесса умирала. Другого объяснения у нее не нашлось. Череп, казалось, намеревался расколоться надвое, и она почти не сомневалась, что голова для такого не предназначалась. Она взмахнула рукой, желая ухватиться за что-нибудь, что поможет ей подняться, но лишь разрезала воздух.

Данте поймал ее за локоть.

– Спокойно.

– Сколько раз тебе… – Она отдернула руку, но не смогла вырваться и сдалась, осознав, что взмахами заставляет мир кружиться еще больше.

– Расслабься. Я в перчатках, а на тебе длинные рукава и перчатки.

– В мировой истории нет менее эффективного способа воздействия на человека, чем попросить его расслабиться. – Алесса выдернула руку. – Голова раскалывается.

– Надо было пить больше воды.

Она нащупала стену и прижалась лбом к камню.

– Я умираю.

– Не умираешь. У тебя похмелье.

– Почему у тебя его нет?

– А ты хочешь, чтобы было?

– Да. Очень. Очень сильно.

– А я-то думал, мы друзья.

Так ли это? У нее не было друзей с тринадцати лет, но, возможно, взрослые заводили дружбу именно так: напивались и совершали идиотские поступки. Из-за болезненной пульсации в голове не получалось даже думать – потому что у пульса вдруг возник отчетливый звук, – и она решила рассуждать неторопливо. Долг ждал, нравилось ей это или нет.

– Иногда лучшее лекарство – употребление небольшого количества яда. В бутылке немного осталось.

Она поперхнулась.

– Похоже на совет, выдуманный алчным владельцем паба.

– Вставай, тебе нужно поесть.

Когда Алесса заняла свое место, ее желудок совершил акробатический трюк. На лбу выступил горячий и одновременно липкий пот. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она прижала стакан с водой к щеке и вздохнула, ощутив приятную прохладу.

Данте положил на тарелку обычную булку, взглядом велев девушке есть, и вернулся на свой пост у двери.

Алесса отодвинула ее и несколько раз сглотнула.

Калеб уже сбежал на целый день, а остальные Фонте поглощали свою выпечку и запивали ту соком, явно стремясь поскорее начать выходной.

– Вечер прошел слишком весело? – усмехнулась Камария, пока Нина болтала с Йозефом о том, какую службу в храме следует посетить или стоит сходить на все, чтобы обеспечить полную безопасность.

Алесса несчастно таращилась на свою вилку.

– Какие планы на вторую половину дня, Финестра? – поинтересовалась Саида. – Идешь куда-нибудь после портретной сессии?

Алесса окончательно отказалась от идеи съесть хоть кусочек.

– Мне некуда идти.

– Ох. – Саида прикусила губу. – Прости.

В собственном расписании ее утешало только одно: чтобы пережить сегодняшний день, требовалось просто сидеть.

Ей и так приходилось несладко.

Ввиду того, что маэстро Паскуале не могла прикасаться к своей модели, то на выбор удовлетворяющей ее позы ушел целый час, да и Алесса воспринимала указания хуже обычного.

Седовласая, слегка андрогинная обладательница очерченных скул смело могла бы стать одной из собственных скульптур. Маэстро к тому же отличалась сдержанным чувством юмора, и Алесса никогда не понимала, шутит художница или нет, но для себя решила просто никак не реагировать.

Маэстро Паскуале наконец подошла к мольберту и, пока наносила первоначальный набросок, расспрашивала бывшую ученицу о сфумато[19] и светотенях, одновременно приказывая наклонять голову, выгибать спину, поднимать, а затем опускать подбородок.

Задолго до того, как художница объявила об окончании дневной сессии, Алесса уверилась в том, что сидеть – самая трудная задача из всех возможных. Отдушиной служил только изумленный взгляд Данте, который не сводил с нее глаз, с тех пор как она явилась сюда в красном вечернем наряде.

– Прекрасное contrapposto[20], – обратилась маэстро Паскуале к Данте, который наблюдал за пыткой с безопасного расстояния. – Финестра, видишь плавную линию ноги, как полуоборот его туловища подчеркивает плечи и бедра?

Данте немного встревожился, а Алесса задумчиво кивнула.

Маэстро Паскуале щелкнула пальцами.

– Ты должен прийти в студию и позировать для моей следующей скульптуры.

– Сходи, – процедила Алесса сквозь стиснутые зубы, чтобы в третий раз не испортить изгиб своей шеи. – Маэстро Паскуале славится вниманием к анатомическим деталям.

– Это правда, – подтвердила маэстро и начала собирать свои вещи. – Еще я хорошо плачу, но не смей приходить, если ты скромный лютик.

Алесса потерла шею.

– О, Данте уверил меня, что он не из застенчивых.

– Превосходно. Вот моя визитка. Финестра, это была большая честь для меня. Я вернусь, когда Фонте будет назначен. – Она вручила Данте позолоченный листок бумаги и вышла из сада.

Данте бросил карточку Алессе.

– Ты только что предложила меня добровольцем на роль обнаженной модели?

Алесса подняла карточку с травы.

– Ты и так большую часть времени стоишь и хмуришься. С тем же успехом мог бы получать за это деньги.

– Ты платишь мне за это, и снимать одежды нет необходимости.

Когда они добрались до четвертого этажа, Данте остановился.

– Ты не против, если я кое-куда отлучусь? Если запрешься внутри, то будешь в безопасности. Я ненадолго.

Стоило подумать о том, что остаток дня