Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко

выпорхнул мотоциклист. Напряженная фигура. На голове глубокий бело-синий шлем, вместе с огромными очками он закрывает пол-лица. Промчался мимо отшатнувшейся девушки и скрылся между стволами деревьев. Еле долетало издалека тарахтенье мотора. Потом оно опять усилилось, и немного погодя мотоциклист вынырнул уже на меньшей скорости и остановился. Устало снял руки с руля. Сдвинул шлем и темные очки, делавшие его похожим на космонавта. Улыбнулся девушке. Неторопливо вынул из кармана платок, обтер лоб, скулы и чуть раздвоенный подбородок. Напряжение сошло с его лица. Он ловко соскочил с мотоцикла и весело поздоровался:

— Добрый день, хозяйка леса! — Наверно, от долгого молчания голос звучал невыразительно. Откашлялся. — Вы что, испугались? Не бойтесь. Я не страшный. Вот только напьюсь водички, и айда!

Девушка молчала.

Неожиданное появление этого разговорчивого пришельца нарушило ее тихое раздумье. Она с нетерпением ожидала, когда он исчезнет. Лишь бы никого не видеть, никого не слышать, не отвечать на глупости.

— Отчего вы молчите? Все еще боитесь? Разве я похож на разбойника? Оставляю на вас своего коня. Я мигом! К роднику… напиться…

Бело-голубой шлем исчез между кустами. Мирослава подумала про этого «марсианина» в шлеме — что-то в нем необычное, горделиво-надменное и вместе простое.

В самом деле, пришелец быстро возвратился. Она невольно отметила, что он высокого роста, атлетически сложен. Подошел к мотоциклу, толкнул ногой колесо. Мирослава облегченно вздохнула — сейчас зарычит мотор, и она избавится наконец от неприятного соседства. Но вместо того, чтобы убраться отсюда прочь, он уверенно снял шлем, из-под которого рассыпался сноп русых волос, и неожиданно легко повалился на траву.

— Вы не будете возражать, если я несколько минут отдохну? Я, между прочим, всегда здесь делаю привал… А только… отчего вы все стоите? Неужели еще боитесь?

Вдруг он резко приблизил свое лицо к ней и, понизив голос, спросил:

— А вы и вправду… русалка? Ой-ой! Впервые вижу такую в наших лесах. — И начал как бы со страхом разглядывать ее. Мирославе сделалось не по себе. Отошла подальше, села на траву. Представила себя со стороны — молчаливая, диковатая или напыщенная. Действительно, молчание не спасет ее от назойливого собеседника.

— Мне просто не хочется говорить.

— Простите… Я ворвался в ваши раздумья?

— Да.

Он резко повернулся, лег на спину, прищурил глаза. Потом вскочил, быстрым и привычным движением натянул шлем и сел на мотоцикл.

— Счастливо оставаться!

— Спасибо на добром слове.

Мотоцикл взревел, пахнул сизым дымом и зашелестел между кустами.

Мирослава вздохнула. Оказывается, не так-то легко даже вдали от города остаться наедине со своими мыслями. А ей все еще хотелось уловить ту грань между искренностью и игрой в искренность, между самоотверженностью и игрой в самоотверженность. Верила, верила Мирослава Максиму и недоглядела. Почему?

Не сразу вошел в сознание знакомый рокот мотоцикла. Вот он опять рядом. Припала к земле. Чтобы ее не заметили. Чтобы промчались дальше. Но мотор взрычал совсем рядом и замолк.

— Вы еще мечтаете? Мне кажется, у вас какая-то неприятность. Но это невозможно! У таких красивых девушек не бывает неприятностей!

Он присматривался к ней сквозь огромные защитные очки.

— Вы на мотоцикле ездили? Нет? Ну, так я научу. Садитесь сзади и крепко держитесь за меня, довезу до станции, а то смотрите — гроза будет.

Мирослава растерянно раскрыла губы — как смеют ей предлагать такое? Хотела сказать какую-нибудь грубость, чтобы наконец внушить этому самоуверенному типу, пусть не пристает к ней. Но юноша уже по-хозяйски обтирал тряпкой заднее сиденье и поворачивал мотоцикл назад. Мирослава взглянула на небо.

На лес опустились тяжелые тучи. Она не заметила, как это произошло.

— Меня зовут Михайло. Еще дразнят Михайлищем. Как кому нравится. Вот здесь, в селе, живу уже целый месяц. У деда отдыхаю. А вас как звать?

— Но разве это имеет значение…

— Ладно, садитесь! И крепко держитесь за меня.

Мирослава растерялась. Юноша, назвавшийся Михайлой-Михайлищем, искренне предлагал свои услуги, которых никак не хотелось принимать. Отказаться — обидеть. И все же ехать с незнакомым… Сдавленно проговорила:

— Я… боюсь.

Это прозвучало как согласие, как уступка.

— Так вы же будете со мной! Чего вам бояться! — Он явно оскорбился: на него не полагаются, в него не верят?

Глаза его вспыхнули под нахмуренными широкими бровями, сошедшимися на переносице. Ой, недаром его прозвали Михайлищем! Интересно, какая у него фамилия? Наверно, тоже что-то страшное…

Михайло запустил мотор, и Мирослава уселась на заднее сиденье.

— Не бойтесь. Я буду ехать тихо.

Колеса покатились по лужайке и вскоре вырвались на чуть приметную лесную тропку. Водитель зорко присматривался к дороге, старательно миновал выбоины, лужицы, объезжал нависшие низко ветви деревьев, кустов, которые могли стегнуть по лицу…

— А хотите, сейчас на озеро заедем. Там вода чистая, как слеза. Не боитесь уже? Да вы хорошо держитесь! Ну как?

— Нет!

— Да это рядом! — сказал он, но больше не настаивал.

Мирослава сердилась на себя. Зачем согласилась ехать? Съежилась и занемела, боялась дохнуть. Михайло прибавил скорость и резко оглянулся:

— Видели когда-нибудь такое?

Мирослава глянула вбок и чуть не вскрикнула. Округлый кусок неба с белыми облаками и верхушками сосен и дубов, казалось, упал вниз. Казалось, мчались они прямо в небо, вот-вот кончится под колесами земля, и они провалятся в голубую бездну. Мирослава изо всех сил вцепилась в своего спутника и испуганно вскрикнула. Он притормозил и неторопливо объехал лесное озеро.

— Ну как? Нравится?

Кивнула головой. И сказала обиженно, прислушиваясь к рокоту грома:

— А вы не послушались меня… Едемте же.

— Да, да. Простите. Не заблудиться бы! А то еще отвечать буду.

Мирослава улыбнулась:

— Напрасная забота! Отвечать не перед кем.

— А родители?

— Я слишком взрослая, чтобы меня опекали