Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И только подъезжая к железнодорожному переезду, зная, что это лишнее, всё же представился:
— Николай.
— Фёдор и Алексей! Я Фёдор, — растянулся в улыбке тот, что пошире в плечах. — А это Алексей, можно без отчества. Мы четвероюродные братья, неприкаянные и горемычные.
Поддерживая его настроение, воскликнул:
— Почему же неприкаянные! Я Вам такую дачу снял, не хуже подмосковной! Хозяин — мужик хороший, не трепло.
И кратко поведал москвичам легенду их появления у Василича.
— До места далеко? — поинтересовался Алексей.
— Минут пятнадцать.
— Выбери место побезлюднее, обрисую тебе картину.
Оставив по левую руку рисовый базар, остановился под мостом. Достав из багажника колесо и домкрат, выставил знак. Озаботив лицо сменой колеса, внимательно слушал Алексея…
Высадив московский десант и себя за два дома, оставшееся расстояние прошли пешком. Войдя во двор, я остолбенел: хозяин дома в чистой рубашке, окружённый приближёнными, держал на небольшом подносе лепёшку и солонку; Самсунг, вытянув обе руки, дребезжал тарелкой с тремя стаканами; взволнованная, причёсанная, в свежем платье Катерина трепетала полотенцем.
— Милости просим к нашему столу и шалашу, — прогудел Василич.
Алексей с Фёдором обошли меня с флангов, отщипнули от лепёшки по кусочку, обмакнули в соль, приняли стаканы.
— Не оскудеет хлебом дом твой, хозяин, — чуть поклонился Фёдор, за ним Алексей.
Выпив, ребята пожали руки Василичу и Самсунгу, а галантный Фёдор коснулся губами щёк Катерины.
— Вот это по-нашему, по-славянски! — довольный хозяин дома пропустил гостей вперёд, предложил умыться и забраться на топчан.
— Плов через час поспеет, а пока, ребятки, давайте по пивку ударим.
Честно признаться, я побаивался, что москвичи начнут кобениться да выделываться, сошлются на слабый желудок или головную боль. Однако этого не произошло — традиций ребята не отвергали. Скинув рубашки мне на руки, под вытаращенные глаза Самсунга и оханье Катьки, те весело поплескались под колонкой, по-ребячьи побрызгались водой, докрасна обтёрлись. Переодевшись в футболки, запрыгнули на топчан.
— А где Василич? — разливая пиво в пиалы, спросил Фёдор.
— Шаманит! — гордо ответил Самсунг. — На заднем дворе.
С той стороны действительно слышался аромат готовящегося плова, а через несколько минут появился и сам повар.
Алексей, подвинув сумку поближе, расстегнул молнии:
— Чем богаты, тем и делимся.
Из недр сумки на столе появились баночки с красной икрой, два батона копчёной колбасы, рыбные консервы, пачка чая и обёрнутый в целлофан давно невиданный в этих краях настоящий ржаной хлеб.
Спрашивать, откуда такой изыск, а тем более отказываться Василич не стал, скомандовал:
— Петруха! С этим добром плов не едят, отнеси на кухню, про запас будет. Отнесёшь, давай на задний двор, поможешь.
Большое глиняное блюдо, торжественно несомое Самсунгом, доверху загруженное рисом и засыпанное нарезанными кусочками мяса, источало такой дух, что у меня защекотало в ноздре, Алексей гурмански потёр руки, у Фёдора заходил по вертикали кадык, у соседей подали голос собаки и замяукали коты.
Подойдя, Василич накинулся на Катьку:
— Чего сидишь, будто сватают тебя, дурёху? Разложи тарелки, ложки, стаканы поставь, пиалки.
Рассевшись вокруг столика, Самсунг разлил по стаканам водку и пытался двинуть тост:
— За… за, в общем, за всё такое.
Покрякав после выпитой водки, принялись было уписывать яство, как нетактичный Самсунг, отхлебнув пиво, спросил ребят:
— А за что вас бабы попёрли?
На прямо поставленный вопрос решил ответить я, однако вмешался старший товарищ и наставник Самсунга.
— Ты, Петруха, будто чучело воронье, расскажи да расскажи. И кто ты после этого? Ты как твой сосед Рахматулла, что при встрече сыплет глупые вопросы: «Чарчамаз, марчамаз, калай, малай» и всякую дребедень. Вроде по паспорту ты русский, а выражаешься типа этих, — Василич показал ложкой в сторону калитки. — Ты сперва напои гостя, накорми, а потом, если тот захочет, сам тебе душу откроет. Понял?
Инцидентов больше не было, предпочтение было отдано плову.
Немного грустно было наблюдать за Катькой, непрерывно поправляющей рукой волосы и косившаяся на красавца Фёдора.
— Катерина, — нахмурился Василич, — чего пялишься, как курица? Неси чай зелёный, да пива прихвати.
Москвичи, выпив еще по сто, от дальнейшего возлияния отказались. Окосевшего, но чётко владеющего языком хозяина Лёша попросил рассказать о себе.
— А чего рассказывать? Завод, станок, дом, профсоюзные собрания, да летом иногда в горы выберешься. Один раз с женой в Анапу ездили.
— А родом откуда? — откинувшись спиной на перила, спросил Федя.
— С Белоруси и я, и супружница моя бывшая. Из-под Орши. Родился в победном сорок пятом. Вся родня там, один я мыкаюсь на чужбине.
— Тогда Союз был, легче было, — проворчал Самсунг.
— На родину не тянет? — тянул жилы Федя.
Помолчав, прикурив новую сигарету, согнав муху со стола, оршанец осушил полбутылки пива, поморщился:
— Теплое стало, а холодильника нет, продал давно уже. По дешёвке отдал, жалко теперь… Эх, много чего я, ребятки, попродал из дома ради поганой водки да бормотухи. Хорошо хоть дети позора моего окончательного не видят. Видать, подыхать здесь и придётся… А на родину тянет, будто магнитом. Я хоть и говорю, бывшая жена, но мы не в разводе, и тёща у меня хорошая баба, не вредная.
Щёлкнув пальцами, Василич, хитро улыбнувшись, неожиданно спросил:
— В Беларуси президентом кто?
— Лукашенко, — прозвучал дружный хор голосов.
— Точно. Зовут его Аляксандр Рыгорович.
— Григорьевич, — поправил Федя.
— По — русски — да, а по — белорусски, как я сказал. Он ведь тоже с Витебщины. Есть там поселок такой — Копысь, мы, будучи пацанами, ходили со своего села к ним драться. Потом они к нам. Весело было. Матушка моя Акулина знала его матушку Екатерину и отца её Трофима. Доярками наши матери работали. Эх — ма, — почесал затылок рассказчик, — может, и правда уехать?
— Уезжай, конечно. Мужик ты работящий, чего жизнь гробить, к земле родной ближе будешь.
— А чего, возьму да уеду. Петруху с собой прихвачу, парень-то он с мозго́й, в любом радио- и телеаппаратуре разбирается.
— А я? — испуганно пропищала Катька.
Добряк с Белой Руси не стал набивать себе цену, проговорил:
— И тебя прихватим, а то совсем зашалавишься с местными, пропадёшь. Как страна большая развалилась, узбеки совсем заважничали, загордились. Крикливые стали — не приведи господи. А заносчивые стали — жуть. Я как-то попросил у соседки щепотку чая, так она замахала на
