Легальный нелегал - Наиль Булгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А радикалы?
— Это не оппозиция. Это движение, своего рода реформаторы, революционеры, их цель — вооружённая борьба с существующим режимом и построение мусульманского государства.
— Значит, они контрреволюционеры?
— Нет. Контрреволюция предполагает борьбу свергнутого режима против революции и восстановление прежних порядков, — запыхтел я, не сразу заметив весёлых искр в глазах москвичей.
Федя хмыкнул:
— Значит, ты исключаешь революцию в любой её форме?
— История учит: «Буржуазная революция порождает социальную, главной целью которой является разрешение противоречий между производительными силами и строем». В Средней Азии строй до сих пор феодальный. Царь за уши втянул Туркестан в развитой капитализм, а Владимир Ильич втянул всю эту дикую орду в социализм. Так не бывает и не должно быть. Они не прошли этапы в своём становлении ни как народ, ни тем более как государство. В современном Туркестане процесс ликвидации феодализма не завершился, это факт. Революция, как утверждение нового, которого у них нет, им не грозит. Революция, как понятие историческое, приобрело другой оттенок и другой смысл.
— Путчи, восстания, мятежи?
— Я бы назвал проще — разборки внутри государства ради захвата власти, но без изменения государственного строя.
— Внешнее вмешательство исключено?
— Не исключено, и оно приведет лишь к смене верхушки.
— Однако…
— Я понял, Лёш. Исламисты на сегодняшний день разрознены, в их рядах пока, подчёркиваю — пока, нет единого руководства.
— Фу, — поморщился Федя, — каша какая — то. В спецшколе КГБ я всегда с трудом проглатывал такое.
— Каша, — согласился я, — сам порой понять здесь ничего не могу.
Лёше было интересно посмотреть на эту кашу в моей голове:
— Ты говоришь о всей Средней Азии? Как же Казахстан?
— Во-первых, в целом Казахстан к региону Центральная Азия не относится, так же, как и северная Киргизия. Но суть не в этом. В Казахстане и в Киргизии демократия существует давно.
— Что — то не слышал.
— У них своя, степная демократия. У кочевников решения принимают на курултае, и решения большинством, а не одним беком или ханом.
Проехав северный вокзал, Лёша постучал по моему плечу.
— Тормози. На базе быть не позднее восемнадцати.
Придурковато улыбаясь и прижав руку к сердцу, Федя заёрничал:
— Хоп, товарищ командир, и обещаем вести себя культурно.
Пересев на переднее кресло, тот сказал:
— Трогай, не надо стоять.
Объехав очередной ухаб, покосившись на белокожего москвича, спросил:
— В Москве солярии не понастроили или очередь большая?
— Молодец. Счёт один — один. Соляриев много, времени не было на подготовку.
Ударившись на ухабе головой о потолок, бледнолицый прошипел:
— Думал, только в Москве дороги дрянь, но и здесь дырок на асфальте, как у собаки блох.
— Был в Ташкенте?
— В семьдесят восьмом году на соревнования ездил. Тогда город запомнился другим.
— Более красивым?
— Зеленее, интереснее. Нынешний серый какой — то, весь перепахан, будто осаду ожидают. Помню политые улицы, девушек в лёгких платьицах. А сейчас кругом дамы в цветных штанах и платьях ниже колен. Холодно им, что ли?
Выкручивая руль влево — вправо, подыграл товарищу:
— У них, брат, долгожданная свобода и независимость, а главное, самостоятельность в принятии решений без консультаций с Москвой.
— Штаны-то при чём?
— А это вроде защиты. Им тогда такие франты и обольстители, как ты, не страшны́. Недавно вычитал из их учебника истории интересную мысль, послушай: «Русские принесли местному населению неисчислимую тиранию, отняли его свободу и гордость». И вот, Федя, чтобы повторно не потерять свободу и гордость, стали поголовно переходить на штаны и тюбетейки.
Федя рассмеялся:
— Ну да, то-то я смотрю, как их девы-молочницы, пока мы с Лёшей топали до трассы, пялились на нас.
Проехав по улице Обидова, пересёк кольцевую.
— Э-эй, ты куда путь держишь, Сусанин?
— Ты есть хочешь? Хочешь! Вот и везу в одно знатное местечко на берегу Салара.
Место, куда я привёз гостя, тому понравилось, и особенно топчан, перекинутый через отведённый от речки арык.
Оставив обувь внизу, Федя растянулся на кошме, заложил руки за голову. Сладко зевнув, лениво проговорил:
— Лежать бы вот так всю жизнь, да сквозь крону винограда глядеть на солнышко, чтобы вот также рядом фырчал шашлык на мангале, в тандыре томилась самса, пить чай с аксакалами, вести с ними степенную беседу и учиться у них уму-разуму.
— Надоест быстро.
Усевшись по-восточному, Федя пожалел меня:
— Эх, Никола, нет в тебе романтики.
Затем встревожился:
— Что-то не вижу, кто бы заказ принял?
— Не боись, у этого кулинара свои правила.
— Какие?
— Увидишь. Вон, кстати, он сам катится.
Маленький, толстопузый, краснощёкий чайханщик в белой рубахе подкатил к нам, держа в одной руке чайник, в другой две пиалы. Поставив принадлежности на столик, крикнул в сторону подсобного помещения:
— На двоих.
Приятно улыбнувшись, пожелав приятного аппетита, тот собрался было уходить, как Федя бросил ему в спину комплимент:
— У Вас, уважаемый, усы как у Будённого!
Уважаемый не ответил, уважаемый сплюнул и важно удалился.
Толкнув москвича, я прошипел:
— Ты бы ещё сравнил его усы с усами Сталина!
— Не отошёл от прежней командировки, вот и хотелось чуток подурачиться в мирной обстановке.
— Ты не в России. С девяносто первого года Фрунзе, Будённый и иже с ними товарищи здесь не в почёте. Также они очень не любят, когда упоминают татарскую конную бригаду, громившую в двадцатых годах шайки басмачей.
При виде девушки с подносом дымящегося шашлыка Федя поднялся с места. Приняв заказ, промурлыкал:
— Катта рахмат, яхши кыз! [2]
Поставив поднос на столик, сел, подломил под себя ноги. Прижав левую руку к сердцу, заглянул в мои глаза, указал на шашлык:
— Мархамат, урток! [3]
Не остался в долгу и я. Плеснув чай в пиалу, сделал небольшой глоток и подал её товарищу, проговаривая сию минуту рождённые две строчки:
Силу даст тебе напиток, он же охладит,
Затуманенный рассудок мигом остудит.
Умело приняв посуду, Федя отхлебнул чай и, более не сдерживаясь, разъярённым котом набросился на горячее мясо, обжигаясь, урча, вымазываясь в жире.
Чайханщик издали оценил поведение гостя, засуетился около тандыра, выбирая наиболее подрумяненные самса.
В итоге на двоих двенадцать палочек шашлыка и шесть самса исчезли в основном в
