Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

Ибрахим тыльной стороной ладони провел по лбу. Понимал, что его предложение рискованное — сеять кукурузу в начале июля. В его практике такого никогда еще не было. Но рискнуть можно. Быть может, этот эксперимент даст неплохой результат. Взглянул на Жамилят, ища у нее поддержки.

— Ерунда! — воскликнул Али. — Весь район насмешим.

Он тоже выжидающе смотрел на Жамилят: что она скажет?

Она тоже провела по лбу тыльной стороной руки, повторив жест Ибрахима, — его предложение тоже показалось ей рискованным, но она понимала, что если задуманное удастся — колхоз будет с силосом и зерном. Надо попробовать. И она почувствовала, что верит Ибрахиму, как самой себе, даже показалось на какой-то миг, будто минуту назад и сама она думала так же, как он. Не вставая, заговорила:

— Действительно, сеять в начале июля — большой риск. Но ведь мы, земледельцы, всегда рискуем, и когда сеем, и когда жнем. Пока что мы не вольны управлять природой так, как захотим. И она в любой момент может нам подставить подножку. На мой взгляд, можно рискнуть. Я, как и агроном, — «за».

И когда говорила, уголком глаза поглядывала на Ибрахима: вот он сидит слева от нее, худощавый, черноволосый, открытое лицо и такие же ясные, упрямые глаза, как у Мухаммата. Это сходство с погибшим мужем на несколько мгновений поразило ее, и она, сбитая с толку невольным наваждением, почему-то поспешила повторить: «Я, как и агроном, — «за», да, да, я за предложение товарища Таулуева».

И на этом кончила свое короткое выступление.

Али с досадой махнул рукой, мол, делайте как хотите, мое дело — сторона, посмотрим, что из всего этого выйдет.

— Итак, давайте подведем черту, — твердо сказала Жамилят. — Будем перепахивать. Все силы — людей, технику — все надо бросить на сев. На этом и порешим. Не будем терять времени на дальнейшие разговоры. Ну, а если... если вдруг неудача... Будем вместе отвечать, товарищ агроном? — улыбнулась она.

— Согласен.

— Тогда за работу.

Голос ее был тверд, и эта твердая уверенность передалась и людям. Сегодня — первое июля. Три-четыре дня на пахоту и сев. Конечно, семь потов сойдет, чтобы уложиться в этот срок. Но...

— Другого выхода нет, товарищи! — окончательно перечеркнула все сомнения Жамилят.

Когда все разошлись, в комнате остались лишь Жамилят и Ибрахим. Он легонько дотронулся до ее локтя и тихо сказал:

— Спасибо. Ты меня здорово поддержала.

— Цыплят по осени считают. — Она улыбнулась, почувствовав, что его прикосновение приятной теплотой разлилось по телу. «Да, да, Ибрахим — друг, на которого можно положиться. Всегда и во всем. Во всем ему можно довериться, он никогда не подведет. Человек, влюбленный в свое дело, редко когда ошибается, а Ибрахим — он именно такой, да, да, такой. Хорошо, что он рядом. Хорошо иметь друга, который видит в тебе не просто женщину, а человека...»

Встав, она протянула ему руку:

— Нам пора по своим делам, Ибрахим. Ты сам, да, да, сам как следует проконтролируй сев.

Верно в пословице говорится: в неначатом деле змея сидит. Действительно, трудно было поверить, что за три дня можно перепахать и пересеять побитые градом поля. Но когда народ дружно возьмется — любое дело сладится.

Через день после сева прикатил секретарь райкома Амин Гитчеев, придирчиво оглядел черные поля, заглянув в правление к Жамилят, прямо с порога спросил:

— Где семена достали?

— Соседи выручили.

Амин вытер платком вспотевшее лицо.

— Послушайте, Жамилят, это ваша идея — перепахать поля?

— Да.

— Гм...

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Но все-таки вам, видимо, кто-то подсказал эту мысль?

— Почему вы вдруг так решили?

— Но... для женщины это так рискованно…

— Да, но вы не ответили: как бы поступили на моем месте вы.

— Гм... Кстати, хотел напомнить, что в среду собрание районного партийного актива, — заговорил он о другом, явно обдумывая ответ. — Да... вы спрашиваете, как поступил бы я, вероятно, так же. И вот что я хотел заметить вам, Жамилят Хамитовна, вы опрокидываете все мои представления о женщинах, но... не до конца, не до конца... есть еще время. Посмотрим... — как-то суетливо и заискивающе заговорил Амин.

— Вот как? Но почему? — Жамилят натянуто улыбнулась.

— Посмотрим, сказал я, — ответил он, уже как обычно, — важно.

— Да что посмотрим, объясните на милость, — взмолилась Жамилят.

— Гм... Посмотрим, — все так же повторил он, садясь в машину.

И когда секретарь райкома уехал, Жамилят подумала, что Бекболатов был прав: сработаться с Амином не так-то легко. Нет, не сработаются они! Всегда между ними будет лежать полоса отчуждения и недоверия. Амин твердо уверен, что руководить колхозом — не дело женщины. Он терпит ее, потому что знает: ее поддерживают в Нальчике. А не будь этой поддержки, согнул бы в бараний рог. Но при всяком удобном случае не преминет раздуть любую ее промашку. Обязательно, не преминет. С ним ухо надо держать востро. И уж во всяком случае, никогда не пускаться ни на какие откровенности. Ей вспомнился случай, когда она поделилась с ним своими тревогами о сыне, а через неделю Харун рассказал ей, что в райкоме ходят слухи, будто ее сын связан с дурной компанией, плохо учится, хулиганит, того и гляди угодит в колонию.

ТАМАДА

В каждом ауле издревле есть такое место, ныгыш, где собираются старики, чтобы потолковать о житье-бытье, послушать новости и разные истории. Чего только не услышишь там! Словно ручьи с гор стекаются новости на ныгыш и и превращаются здесь в говорливую реку, которой ведомо все на свете: и то, как протекает жизнь в аулах Карачая, Кабарды, Дигории, какие новости идут снизу, со стороны Нальчика, у кого есть красивая дочь и кто к ней сватается, у кого растет сын-джигит и какие нынче вести от пастухов и косарей, что забрались под самое небо.

Ничто не ускользает от многоокого взгляда ныгыша. Ни одна женщина не пройдет мимо, чтобы старики не разобрали ее по косточкам, ни один мужчина не минет ныгыш, чтобы кто-нибудь не сказал о нем либо доброе, либо худое слово, ни собака, ни ишак, ни индюк — никакая живность не остается незамеченной, если вдруг окажется вблизи ныгыша.

— Алан, взгляни, какой гребень у этого петуха. Как пила у Азау!

— Оллахий, не дай бог, если такой петух пройдет меж