Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

— Как все случилось? — спросила она у парня в лохматой шапке.

Парень вздохнул. Как? Случилось все просто и страшно. Когда ударил холодный дождь и град, Осман решил перегнать овец в затишье, поближе к кошу. Дурней испуганной овцы скотины нет. С трудом собрали стадо. И в этот миг прямо посередине отары ударил сильный поток, подхватил овец. Осман бросился, чтобы отогнать их подальше от потока, но в это время ударила вторая струя и накрыла чабана. Товарищ его поспешил на помощь. Но нигде не нашел Османа. Нашли его рано утром — лежал в балке, в кустарнике... И вот привезли... Остальные чабаны работают: снимают шкуры с погибших овец.

Подошла машина. В нее перенесли тело Османа. Чабаны с арбой повернули назад. Вместе с ними отправился на пастбища и Али, пообещав вернуться к вечеру или назавтра утром.

Жамилят села рядом с шофером.

«Бедный Осман... Как она встретится с его родителями? А с его женой? Молоденькая, наверно, еще девчушка — и вдова... вдова в мирное-то время». Жамилят вспомнила себя, тоже молодую, с двумя малолетками на руках и черную бумажку, хотя и была она белой, но увиделась Жамилят почему-то черной, принесенную виноватым почтальоном, и заплакала навзрыд, по-бабьи, да так и проплакала всю дорогу до аула.

А аул тем временем уже облетела черная весть. Отовсюду к дому Хатраевых начали стекаться люди. А во дворе — стон и плач. Молодая жена обезумела от горя, она ведь со дня на день ждала маленького.

Подъехали к дому Хатраевых, народу, и во дворе и на улице, уж собралось столько, что не протолкнешься. Навстречу шел седой отец Османа, ударяя в отчаянье себя по коленям и рыдая. Он раскатал бурку и упал на тело сына.

Рядом причитала мать:

— Единственного сыночка привезли мертвым! — Она рвала на себе волосы, до крови царапая лицо. — Оу, бедная, несчастная я! Холодные воды закрыли соколиные глаза твои, черные волосы твои расчесали кустарники... А где была я? Зачем мне жить теперь?!

Возле нее, перевязав талию черной шалью, билась головой о землю молодая вдова...

Жамилят не помнила, как дошла до правления: все было в каком-то жутком дурмане, словно она сама вновь пережила ту горькую зиму сорок четвертого...

— Жами, Жами, ты знаешь, кто к нам приехал? К нам утром приехал... Жами, дочка, ты слышишь меня? — раздавался в телефонной трубке голос матери. — Ахмат к нам приехал, — голос у нее был взволнованный. — Да, сегодня. На автобусе. Ты слышишь, Ахмат приехал!

— Да, да, мама, бегу! — наконец поняла Жамилят.

Она не шла — на крыльях летела домой. Сын приехал!.. Две недели не видала его. Как там дома, в Нальчике? Все ли в порядке? Может, что-нибудь стряслось с Нажабат? Но тогда зачем было ехать — проще позвонить... Приехал!.. Выпускные экзамены на носу, но выбрал время и приехал!..

Ахмат сидел за столом. Бабушка потчевала его хичином.

— Ахмат, мальчик мой!

— Мама!

Они бросились навстречу друг другу и обнялись.

— Ах, Ахмат, Ахмат, ты совсем забыл про нас, — раздавалось из соседней комнаты добродушное ворчание старого Хамита. Он лежал на постели с перебинтованной головой и сетовал, что не может принять внука за столом. — Кто там пришел? Жами? Послушай, Жами, твой сын собирается ехать учиться в Москву. Это так далеко. Но если он хочет стать большим человеком, пусть едет. Ты не запрещай ему.

Жамилят засыпала сына вопросами. Как Нажабат? Как идет подготовка к экзаменам? Купил ли себе ботинки, которые они приглядели в прошлый раз в Нальчике.

— Мы очень за тебя беспокоились, мама.

За нее? Но ведь три дня тому она звонила по телефону и сказала, что у нее все в полном порядке. А на днях она сама собиралась в город.

— Но ты обещала приехать в среду и не приехала. А тут вдруг в газетах сообщение: стихийное бедствие в нашем районе. И колхоз «Светлая жизнь» упоминался. Мы — к телефону. Телефон ваш не отвечает — ни в правлении, ни здесь. Наверное, связь была прервана. Рано утром наконец дозвонились, — он кивнул на бабушку, — и все узнали... Про деда. Я мигом собрался — и к вам сюда.

— Хорошо, что приехал, — похвалил старый Хамит. Он все же поднялся с постели, опустил ноги на пол. — Ахмат, подай мне трубку, она на столе лежит.

Двоюродные сестренки и братишки не спускали с Ахмата глаз. Самый смелый, Заур, подошел к нему.

— А у нас град был. Вот такой! — Он развел растопыренные пальцы, показывая, какой крупный был град, по его жесту выходило, что градины были величиной с дыню.

— Когда шел по аулу, я видел: деревья поломаны, плетни снесены... А у нас в Нальчике даже дождя не было.

— Слава аллаху, горе обошло вас стороной, — сказал старый Хамит. — За мою жизнь было два таких наводнения. Убереги нас, аллах, от третьего.

Должно быть, старый Хамит чувствовал, что не скоро доведется встретиться ему еще раз со старшим внуком, да и доведется ли? — и он вспоминал старые времена, когда был молодым джигитом, рассказывал разные поучительные истории из своей долгой и трудной жизни и радовался, что внук слушает его так внимательно. Беседу прервала Хауа.

— Тебе врач что сказал? Надо лежать. А ты встал и мелешь, мелешь, как жернов на твоей старой мельнице, которой теперь и в помине нету.

— Мельницу построят заново. Так я говорю, Жами, или нет?

— Так. Но тебе нужно полежать. Вечер длинный, успеешь наговориться с Ахматом.

Ей хотелось побыть наедине с сыном. О стольком нужно расспросить его! Скоро выпускные экзамены, а там — ему предстоит ехать в Москву.

Она предложила Ахмату выйти на улицу и погулять.

Начало вечереть — солнце уходило за горы.

Они дошли до правления колхоза, потом свернули на улочку, по обеим сторонам которой росли высокие кусты акации.

В детстве Ахмат часто проводил каникулы у деда и знал весь аул вдоль и поперек.

— Давай, мам, пойдем вот по этой улице — и до речки. Там мост. Я часто прыгал с него, когда мы с мальчишками ходили купаться.

— Моста теперь там нет.

— Как нет?

— Снесло.

— Каменный мост?

— Да, да, течение разломило его, как щепку.

— Жалко. С него было удобно нырять.

—