Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс

Возможно, вы могли бы объяснить им, что неэмпирическое мышление – апелляции к метафизике, Богу, красоте и тому подобному – вредно для науки. Но некоторые из них, такие как Стивен Вайнберг, вам не поверят: и действительно, существуют веские эмпирические доказательства эффективности неэмпирических рассуждений в науке. Чувство теоретической симметрии или элегантности, в частности, имело решающее значение на различных этапах истории научных исследований.

Вероятно, тогда лучше придерживаться железного правила, которое не извиняется и не объясняет, но просто настаивает на своем и требует соблюдения. Преподаватели естественных наук могли бы, как говорит в одной из своих наиболее противоречивых статей Томас Кун, признать жизненно важную роль догматизма в привитии научных привычек мышления.

Однако внедрить догму в критически настроенный молодой ум не совсем просто. Даже если это железное правило, согласно профессорскому указу, не подлежит сомнению непосредственно на занятиях, останется соблазн схитрить во внеурочное время, философски или эстетически обойдя его предписания. Чтобы обуздать такие желания, вы могли бы позаимствовать две идеи из грубого политического ремесла – идеология и простодушие. Стратегия воздействия на убеждения: внедрите ученикам ощущение того, что мышление, основанное на философии, теологии или эстетике, нарушает святость науки. Стратегия простодушия: вообще лишите своих учеников способности мыслить философски, теологически или эстетически.

Начнем с идеологии. Вы хотите, чтобы ваши послушники чувствовали вину, занимаясь в науке чем угодно, кроме эмпирических исследований. Вы не можете создать моральный наркотик из ничего и ожидать, что он будет обладать психологической силой. Что же, воспользуйтесь ингредиентами, которые уже известны своей способностью усмирять эго: чистотой, смирением, сдержанностью, аскетизмом. Обучайте своих учеников следующим правилам.

• Чистота научных рассуждений не должна быть нарушена неэмпирическими направлениями мысли.

• Ученые подходят к природе с предельной скромностью; они не позволяют себе диктовать ей условия, а скорее уважительно прислушиваются к тому, что она хочет сказать.

• Философские спекуляции в науке – это потакание своим желаниям, отказ от дисциплины эмпирического тестирования ради экстравагантности спекуляций.

• Жизнь ученого – это путь самопожертвования; ученый готов отказаться почти от всего, чем обладает, чтобы получить знания о мире природы.

Не пытайтесь рационализировать эти правила; пусть они существуют как дистиллированные идеологические абсолюты; их следует проповедовать, а не оправдывать или объяснять.

С этой целью снабдите науку Атлантиды «духовными лидерами», которые будут превозносить ценность эмпирического тестирования, а также отвергать или очернять другие пути познания мира природы. Этим морализаторам следует рассматривать науку как институт, имеющий совершенно особого рода связь с истиной: не просто лучший метод исследования, но и единственно правильный.

Обученные таким образом ученые Атлантиды, возможно, будут лучше противостоять собственным высшим устремлениям – отказаться от грандиозного проекта объединения всех нитей человеческого разума, философского, художественного, эмпирического, политического и духовного, для формирования единого целого. Однако легче всего следовать предписаниям системы при отсутствии искушения.

Таким образом, нам потребуется дополнительный элемент научного образования Атлантиды: воспитывать простые умы. Зачем снабжать будущего ученого всеми протоколами философии и атрибутами искусства, если в дальнейшем мы собираемся сказать ему, что эти методы ни при каких обстоятельствах нельзя использовать? Эти знания делают человека более разносторонним, но мешают заниматься настоящей наукой. Лучше не рисковать. Поэтому полностью исключите подобные вещи из научной программы. Чтобы сформировать самые надежные, самые чистые эмпирические умы, вооружите студентов, изучающих науку, только эмпирическими способами рассуждения и только эмпирическими знаниями; оставьте им способность только к эмпирическому мышлению. Вера в то, что они следуют единственно верному пути – легитимному и безупречному, – должна приносить достаточное удовлетворение.

Мрачное посвящение молодых ученых Атлантиды в некую высшую церковь эмпиризма не может иметь ничего общего с научным образованием в современном реальном мире, не так ли?

На самом деле не так уж трудно разглядеть идеологическую составляющую в эмпирических установках современной науки. Больше всего людей моей профессии поражает постоянное осуждение философии высокопоставленными учеными.

Книга Стивена Хокинга и Леонарда Млодинова «Высший замысел»[3] 2010 года начинается со слов:

«Философия мертва. Философия не поспевает за современными достижениями науки, особенно физики. Ученые стали носителями факела открытий в нашем стремлении к знаниям».

Очевидно, сам Хокинг не поспевал за современными достижениями в философии: есть философы, которые специализируются на перспективах теории струн, значении исследований космологии и превратностях квантовой гравитации, некоторые из них работали в одном университете с Хокингом в то самое время, когда он писал эти слова. Но факты не имели значения. Хокинг выступал с проповедью, а не с семинаром. И главный его вывод: философскому мышлению нет места в науке.

Астрофизик Нил Деграсс Тайсон высказался аналогичным образом в интервью 2014 года:

«Меня беспокоит то, что философы верят, что они на самом деле задают глубокие вопросы о природе. [Но на самом деле они не вносят] продуктивный вклад в наше понимание мира природы… Я разочарован, потому что среди философов много талантливых людей, которые могли бы принести реальную пользу науке, – но они этого не делают. Дело не в том, что не может существовать других философских дисциплин, есть религиозная философия, и философия этики, и политическая философия, философам есть чем заняться, но границы естественных наук, по-видимому, не входят в область исследования философии».

Другими словами, философы должны рассуждать исключительно о богах, морали и правительствах.

Физик Лоуренс Краусс уточнил в интервью журналу The Atlantic:

Философия – это область, которая, к сожалению, напоминает мне старую шутку Вуди Аллена: «Те, кто не умеет ничего делать, учат, а те, кто не может даже учить, пишут им методики». И худшая часть философии – это философия науки… Она не оказывает никакого влияния на физику вообще.

Многочисленные возмущенные комментаторы выступили в защиту философии: «Нас шокирует, что такие блестящие ученые могут быть настолько невежественны». Но оспаривать справедливость или правдивость антифилософских замечаний ученых – значит упускать суть этих замечаний. На самом деле их функция – увещевать: молодые ученые, избегайте философии и всех ее проявлений. Хокинг, Тайсон и Краусс не являются культурными комментаторами, обладающими какими-либо знаниями или подлинным интересом к философии; они проповедники, воспевающие эмпирические призывы, излагающие кредо, которое формирует и вдохновляет их орден искателей истины.

В качестве последнего примера рассмотрим твит биолога Ричарда Докинза от 2014 года:

«Историческая неспособность философов предвосхитить Дарвина является суровым обвинением философии. С Днем Дарвина!»

На первый взгляд, замечание Докинза вообще не имеет смысла. Никто не предвосхитил Дарвина; научный прорыв вообще не предполагает предвосхищения. На каждое великое открытие приходится парад мыслителей прошлого, которым не удалось его совершить, – парад, в который входят не только философы, но и представители множества других дисциплин. После того, что могло показаться ошеломляюще непродуманной вспышкой гнева, многие критиковали Докинза за то, что