Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну а если Макс этот начнёт нас вербовать, – рассудила девушка в полном согласии с мужем, – вот тогда и доложим в посольстве кому надо. Что я, о каждом встречном-поперечном звонить во все колокола должна? Да пошли они!
Вербовочный подход в разговоре с самого начала не просматривался, и Васюта с Шуриком немного подуспокоились, выходить за границу дозволенного собеседник не принуждал. Фээргэшный дипломат приятной наружности вёл себя исключительно интеллигентно и ничего кроме симпатий не вызывал. Интуиция Василису не подвела. Беседа крутилась вокруг вопросов личного характера и к служебной деятельности никакого касательства не имела.
Выяснилось, что какой-то предок Макса ещё до революции построил около Осташкова лесообрабатывающую фабрику, национализированную после революции. И нынешний дипломат, его правнук, интересовался сведениями, которые никоим образом не попадали в разряд строго охраняемой государственной тайны. В архивах фирмы, например, нашлись сведения, будто в числе первых покупателей её продукции значился некий Игнат Ильич Селижаров из деревни Занеможье.
– Не ваш ли это родственник, гнедиге фрау?
Василиса предельно честно, как на духу, рассказала о том, что знала сама или слышала от матери. Что дед её, Емельян Игнатьевич, был на самом деле родом из небольшой деревни Занеможье, а упомянутый Игнат Ильич, вероятно, являлся его отцом. Основную часть жизни Селижаровы провели в городе Осташкове на озере Селигер. Жена дедушки Зина умерла в военное время в оккупации. У них было двое детей. Максим пал смертью храбрых на войне, в гитлеровском концлагере Штукенброк. Мама Дина вышла замуж, но Василисин отец, которого звали Борис, незадолго до рождения дочери в мае 1948 года погиб при исполнении служебного задания.
После этого несчастья семья переехала в город Георгиевск под Москвой. Второй мамин брак оказался неудачным. Сводный брат Максим на два года её младше и тоже выбрал профессию дипломата, учится в знаменитом МГИМО. Дедушка Емельян всю жизнь работал милиционером, а после ухода на пенсию подрабатывал в строительстве. Столярные дела ему нравились с детства, и одно злосчастное бревно прервало его жизнь три года назад.
– Да, ещё немного из того, что мне известно, – заключила свой рассказ Васька. – У деда Емели был старший брат Максим (видите, сколько в семье Максимов!). Он погиб в Первую мировую войну. И – не падайте в обморок – мама сказала, что этот Максим, перед тем как уйти на фронт, работал не где-нибудь, а на фабрике в Кудыщах, принадлежавшей вашему, Макс, прадеду.
Голова у молодого дипломата шла кругом от полученной информации. Когда дедушка Максимилиан оправился от перенесённого инфаркта, он настоятельно просил внука ещё раз встретиться с былыми попутчиками и теперь уж предметно, обстоятельно разузнать все биографические данные от девушки, назвавшейся Василисой Селижаровой. Правда, зачем ему всё это, он так и не объяснил. Как государственный служащий Макс был обязан информировать своё начальство о знакомстве с советскими дипломатами. Но внутренний голос подсказал ему, что делать этого не следует, и вся беседа, носившая исклю-
чительно личный характер, убедила его в оправданности своих действий.
По ходу рассказа Василисы у Макса начали возникать некие смутные догадки относительно того, почему деда столь откровенно взволновали Осташков и фамилия Селижаровых. Но подтвердить или опровергнуть возникшие подозрения мог только тот сам.
– Василиса, Шурик, огромное спасибо вам за эту приятную встречу и интереснейший для летописи нашей семьи рассказ. У меня есть дед, тоже Макс, видите, и у нас полно Максимов, меня, между прочим, назвали в честь него, и он, уверен, тоже захочет с вами встретиться. Для него, сегодняшнего скромного пенсионера, очень важна история функционирования предприятия под Осташковым. Могу я рассчитывать на продолжение нашей доброй беседы?
– В принципе, Макс, да. Но в какое время точно, сказать не могу. Через пару недель мне предстоят роды, а сразу после них из Союза должны будут приехать к нам на помощь по уходу за ребёнком мама и тётя Вера, это вторая жена дедушки. Мамулька, может быть, вспомнит ещё что-нибудь интересненькое для вас. Если всё пойдёт своим чередом, давайте свяжемся где-нибудь месяца через два.
На следующий день в секретной сводке экстраординарных новостей, которую гэдээровские товарищи из знаменитого разведывательного ведомства Штази ежедневно представляли в советское посольство, появилось крошечное сообщение о том, что атташе такой-то с супругой замечены в компании сотрудника МИД ФРГ в кафе рядом с Александерплатц. Шурика и его жену решили пока на ковёр не вызывать. Но кто надо с удовольствием взял компрометирующий «Василису Прекрасную» матерьяльчик на заметку.
Прошло чуть больше двух месяцев. В правительственной клинике «Шарите» Василиса родила здорового малыша, которого нарекла по согласованию с его настоящим отцом Демьяном Александровичем Селижаровым. На эпохе Максимов поставила она жирную точку. На подмо-
гу молодой мамаше из Союза прибыли ставшая бабушкой Дина и тётя Вера.
Сохранившая красоту и фигуру Дина, так и не сумевшая обзавестись профсоюзной путёвкой в ГДР, и тётя Вера с нереализованной мечтой о «Ласточкином гнезде» первые дни только и делали, что восторгались увиденным – Бранденбургскими воротами, разделявшими два мира, универмагом «Конзумент» на Александерплатц, в котором товаров предлагалось в разы больше, чем в московском ГУМе, и распутным западным телевидением, где в какой-то передаче показали – ужас! – неприкрытую женскую грудь. Весь ужас, правда, быстро прошёл, когда выяснилось, что по этой части телевидение социалистической ГДР в состоянии заткнуть за пояс любой западный аналог.
Приближался изобретённый Кларой Цеткин праздник солидарности женской половины мирового пролетариата, постепенно превращавшийся в аполитичный День прекрасных дам. Даже отъявленные посольские скупердяи мужеского пола, привыкшие, экономя на кооперативную квартиру, жить впроголодь на консервах для собак, были вынуждены, дабы не навлечь осуждения со стороны общественных организаций, потратиться на букет (а то и два) для дамы рядом. В посольство несли цветы и со стороны – от кавалеров из социалистического окружения.
Один из букетиков предназначался для Василисы Борисовны Селижаровой. Среди цветов Васюта обнаружила маленький конвертик. Её знакомый Макс Шпрингдерхаузен предлагал в ближайшее воскресенье встретиться в Западном Берлине. Он просил также при возможности привезти на встречу маму Дину.
В конце записки стояли две латинские буквы «P.S.» с несколькими предложениями:
«Многоуважаемая госпожа Василиса, не сочтите ради Бога за дурной тон, если я позволю себе высказать одну малюсенькую деликатную просьбу. В доверительной беседе с участием моих родственников пойдёт речь, как Вы абсолютно правильно, я надеюсь, поняли из нашего пре-
дыдущего разговора, о некоторых аспектах, касающихся истории семьи Шпрингдерхаузенов. Поэтому не соблаговолите ли Вы милостивейшим образом согласиться со мной, что присутствие Вашего глубокоуважаемого супруга Шурика
