Письма к отцу - Таня Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К ней приехала троюродная сестра – так она ее называет. На самом деле эта девочка ей никто – она дочь женщины, на которой женился ее дядя. Девочка хочет дружить и хочет, чтобы она познакомила ее со своими друзьями. Ей не жалко – она любит знакомить друзей друг с другом. Они выходят ранним летним утром из дома, идут по траве, на траве – роса, их босоножки становятся мокрыми, они вдыхают запах раннего утра – прохлада, смешанная с благоуханием травы, кое-где остался аромат летнего дождя, недолго шедшего ночью. Они проживут долгий день, а это утро – только его начало. В этот день она покажет троюродной сестре всех – и тех, кого она любит, и тех, кого ненавидит. У нее много знакомых в этом городе. Можно сказать, что каждый, живущий в этом городе, ее друг или враг.
Она просыпается среди ночи от страшного сна о смерти отца. Она уснула случайно, забыв пожелать доброй ночи тому, в кого она влюблена. Уснула в одежде, она очень уставала в последнее время – от учебы и работы; она много училась и много работала. Ей бы хотелось, чтобы кто-то обнял ее, когда ей страшно, когда она осознала – отец умер и больше не вернется, она снова осталась одна, снова – насовсем. Она проводит пальцем по смартфону, экран загорается – «Я люблю тебя, спокойной ночи». Она ощущает себя очень счастливой, она чувствует, что находится дома.
Глава восьмая
Папина библиотека
Она входит в кабинет отца. На стене его портрет, на портрете он молодой – у него кудрявые волосы, мягкий, пронзительный взгляд. Его скулы острые, губы тонкие. Ей кажется, что портрет отца рисовал художник, который что-то смыслил в идеальных пропорциях. Но этот портрет не нарисован – молодого отца сфотографировали в фотоателье еще до ее рождения. В советском фотоателье не пользовались ретушью – отец на этом фото такой, каким был тогда, такой, каким она его не застала.
Кабинет отца называется библиотекой, для себя – шепотом – она называет его «папиной библиотекой», для близких и чужих – во всеуслышание – «библиотекой отца».
Портрет висит над секретером с наклонной столешницей. Отец всегда пишет стоя, секретер, который смастерил самостоятельно, он называет «конторкой». «Я постою за конторкой», «Принесешь мне записную книжку из библиотеки? Она на конторке».
Сегодня отца нет дома – он уехал в экспедицию. Мамы тоже нет – ушла на встречу с подругами и обещала принести ей пирожное – заварное или, может быть, даже картошку.
Она одна в кабинете отца, одна – в папиной библиотеке. В их доме высокие потолки и белые двери. Они двустворчатые, с серебристыми ручками. Позже, когда будет представлять этот дом в двухкомнатной квартире на двадцать седьмом этаже, она не сможет поверить, что двери были двустворчатыми с серебристыми ручками. Но сейчас она подходит к ним, касается их ладонями, гладит. Двери издают звук, похожий на загадочный шепот, ей нравится этот звук, эти двери – ее сообщники в волшебном месте, где она сегодня оказалась одинокой, – в библиотеке отца.
Она подходит к книжным полкам и водит пальцами по корешкам. Это папина библиотека, библиотека ее отца. Здесь книги расставлены по алфавиту. Большинство изданий – советские, издательств «Мир», «Наука», «Знание», «Правда», «Советский писатель», «Лениздат», но есть и раритетные, дореволюционные, и даже – неизвестно откуда у отца взявшиеся – эмигрантские. Она думает о том, что ее папа никогда не был заядлым библиофилом или коллекционером, книги для него – это не предмет интерьера, а контроль над информацией, бесконечная возможность эту информацию уточнять, освежать в памяти. Кажется, ее отец не собирался никуда переезжать из этого дома, из домов, в которых собрана такая библиотека, не уезжают. Но нет – папа брал эту библиотеку с собой во все дома, во все квартиры, книги привозили в коробках и ящиках, коробки и ящики доставали из грузовиков, открывали двустворчатые двери и заносили в неизвестное пространство – в реальность нового отцовского кабинета.
В библиотеке отца были собрания сочинений – Михаила Шолохова, Фазиля Искандера, Андрея Платонова, Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Александра Блока. Были отдельные сборники – романов, рассказов и стихов. Ей нравились необычные названия, не похожие на человеческие – русские – слова, она читала их как заклинания: «Гань Бао», «Лао-цзы», «Ле Юйкоу», «Ян Чжу», «Ле-цзы», «Чжуан-цзы», «Калевала». Она зажмуривалась, задавала вопрос; распахивала глаза, задевая длинными ресницами челку, – искала слово, отмычку, разгадку – в папином книжном шкафу. Название книги – отгадка. «Он меня любит?» – «Чевенгур». – «Непонятно». – «Мы с ним еще увидимся?» – «Чистый Дор». – «Дор значит дар? Если дар, то увидимся, обязательно увидимся». – «Мама принесет пирожные?» – «Заветные мысли о том, как лучше прожить на свете». – «Ура, пирожные мама принесет».
Она пыталась вспомнить, как появлялись в библиотеке эти книжки, воскрешала – одни они покупали, когда гуляли с папой по книжным магазинам, другие тяжело достались ему в советские годы, некоторые – коллекционные – подарили коллеги и ученики. Она не верила, что папа прочел каждую из этого множества книг, но знала, что из того, что он прочел, ему запомнилось вообще все, поэтому он такой умный, начитанный, э-ру-ди-ро-ван-ный. Она гордилась тем, что папа жил в бесконечном контакте с напечатанными буквами, что любил глобусы и карты, что был географом и успел объездить почти всю Россию. Он не был за пределами Советского Союза, но это ничего – она посмотрит на мир за него, а потом – когда он станет совсем стареньким – сядет рядом и будет рассказывать ему о своих путешествиях и, может быть, даже покажет фотографии.
После смерти отца мама не стала продавать его библиотеку. Мама не знала, что библиотеку можно продать, – она никогда ничего не продавала, и стыдилась торговли, и стыдила тех, кто имел какое-то отношение к деньгам. Библиотеку отца продать непросто – не потому, что она не будет интересна ни скупщикам, ни букинистам, не потому, что библиотеки уже не продают, а раздают или передают, иногда даже выбрасывают – относят на буккроссинг или оставляют на подоконнике в подъезде – вдруг кому-нибудь понадобится, а потому, что это родная библиотека, та, которая становится синонимом дома – поддержки, нежности, защиты, любви. Библиотека, от которой отщипывают родное и везут его в общежития и съемные квартиры, в места взросления, далекие от дома, в руки тем, с кем можно разговаривать или молчать после секса, рядом с кем можно рыдать об умершем отце.
Мама любила эту библиотеку. Мама работала учительницей в школе, через дорогу. Мама ходила на работу пешком каждое утро, обедала дома и снова бежала на работу – во вторую смену. Дочь и сын учились в первую, они смотрели телевизор и делали уроки в своих комнатах, когда мама была в школе.
В первую смену учились мамины любимчики, во вторую они отдыхали. Когда отдыхали – приходили за книжками в папину библиотеку. Мама разрешала им выбирать все, что они захотят в домашней святыне – комнате с высоким потолком и двустворчатыми дверьми. Мамины любимчики не возвращали папиных книг. Дочь злилась на учеников матери, но ничего не могла с ними сделать – открывала двери очередному мальчику, улыбающемуся брекетами, протягивающему ей потную руку в знак приветствия, пожимающему своей потной рукой – ее – холодную, бледную.
Один мальчик – высокий и не потный – долго разглядывал книги в библиотеке отца. Он – в отличие от многих – брал их в руки, вдумчиво листал и ставил на место, на то самое место, которое определил книге отец. Она смотрела на мальчика, он оглядывался и настороженно спрашивал: «Боишься, что я что-нибудь украду?» – она смущалась и отворачивалась, а хотела огрызнуться и в таких ситуациях обычно огрызалась. «Ты читала все эти книги?» – спрашивал мальчик спокойно, мягко, но не тихо и не громко, так, как нужно, в самый раз. «Я не читаю книги моего умершего отца», – зачем-то сухо ответила она, хотя, конечно, читала книги своего умершего отца, даже плакала над ними и держала некоторые под подушкой. «Я хочу прочесть те книги, которые читала ты», – говорил странный парень, глядя ей прямо в глаза. У него были
