Письма к отцу - Таня Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он играл на варгане и пробовал мухоморы. Он умел входить в транс и видеть цветные сны, которые для него – а позже и для меня – многое значили. Он любил бога, звал его Аллахом, но не при мне, а при родственниках и знакомых из своего мира. Я рассказывала ему о том, что мой самый любимый момент в католической мессе – это пожелание мира. Когда люди, которые стоят с тобой рядом, протягивают тебе руки, ты соприкасаешься с ними, улыбаешься и несешь эту нежность дальше – в дождливые сумерки, в метро, в подъезд и в лифт. Ему нравилось, что я люблю это в католичестве, он говорил «салам алейкум», но не всем, а тем, кто ощутит так, как нужно, мир вам, с миром.
Иногда я не верю, что этот человек для меня существовал. Я боюсь, что выдумала его, что он оказался плодом моей воспаленной фантазии. Он протягивает мне сигарету, я вдыхаю дым, он, я – мы оба – в этом дыму растворяемся, больше ничего не существует, кроме бесконечного разговора, который не имеет ни начала, ни конца. Я люблю этого человека. Я точно знаю, что он любит меня. Между нами происходит настоящая магия, но мы не можем быть вместе – у нас разные отцы, разные боги, разные вселенные, хотя я верю в нашу с ним схожесть, ощущаю нас родственными душами. Мне больно, но легко оттого, что мы не можем быть вместе, даже в этой невозможности слиться навсегда есть мы – мы существуем друг для друга и мы не можем друг другом обладать.
Мама обрадовалась, что конца света не случилось, начала планировать поездку ко мне, в Москву, из города моего детства. Купила билеты. Приедет вечером в пятницу – двадцать первого июля.
Глава четвертая
Музей, благодарность и седина
С раннего детства я люблю места, которые служат хранилищем чужих воспоминаний. Папа привел меня в библиотеку – детскую, городскую – имени Чехова. Папа рассказывал о том, что Чехов родился в Ростовской области, в городе Таганроге, но я обязательно о нем услышу, даже если окажусь за пределами Ростовской области, Чехов – известный писатель, говорил папа. Я вдыхала библиотечный запах – стойкий, мягкий, уютный. Древесный, ванильный. Я хотела раствориться в этом мире памяти и тихого созерцания, когда солнце выглядывает из-за стеллажей, стоящих около окна, когда шагаешь, стараясь не скрипеть половицами, когда пишешь свою фамилию на формуляре и смотришь на дату, когда книгу брали последний раз.
Я мечтала о том, что в моей жизни появится человек, который будет читать в этой библиотеке те же книги, что и я, – мы с ним обязательно поговорим, а потом – когда-нибудь – поженимся. Лет в тринадцать я посмотрела аниме с похожим сюжетом, которое на русский перевели как «Шепот сердца», но мне нравится другой вариант названия – «Если прислушаться». Аниме сняла студия Ghibli, а автором сценария была женщина-мангака Аой Хиираги. Я видела этот фильм раз десять – чувствовала себя очень счастливой, когда пересматривала.
Я ходила уже в другую – подростковую – библиотеку имени Штанько. Имя Штанько я слышала только в Ростовской области, он был местным – героем Советского Союза, генерал-лейтенантом. Он родился в Донбассе в семье шахтера, участвовал в обороне Днепра, похоронен в Харькове. Он считается героем Дона, им страшно гордятся работники библиотеки его имени. Библиотека имени Штанько – огромная, в ней есть детские, подростковые и взрослые абонементы. Библиотека имени Чехова иная – маленькая и уютная, полная зелени, красочных обложек, рисунков и цветов, будто ты случайно забрел в гости к маленьким феям, которые будут поить тебя чаем. Библиотека имени Штанько похожа на металлический танк – вся серая, с грубыми, тяжелыми дверьми. Дверь в библиотеку имени Чехова открывается легко, кирпич, которым выложено здание, выкрашен в нежно-розовый.
Обе эти библиотеки – мой дом, мое счастье, мой город, мой папа. Каждая из этих библиотек – мое лето. Когда бежишь с утра по бульвару, легкие порывы ветра разгоняют тополиный пух, в воздухе пахнет грозой, но на небе пока нет ни единого облачка, ты несешь в рюкзаке несколько прочитанных книг и знаешь, что сейчас возьмешь новые, потом пойдет дождь, ты сядешь на летней веранде с книгой, получишь от взрослых рассыпчатое печенье и будешь читать.
Я любила готовиться в библиотеках к воображаемым докладам – шестилетняя, я хотела быть похожей на папиных студенток – уметь находить информацию и этой информацией распоряжаться; владеть аудиторией, обладая информацией. В библиотеках я готовилась ко всем семейным праздникам: находила историю праздника и историю каждой страны, которой очередной – тематический – праздник отмечала. День рождения папы – Франция, бабушки – Великобритания, мамы – Португалия. Каждый должен был выучить несколько слов на языке страны, доклад о которой я готовлю, а еще сформулировать о ней – о стране – мнение и уметь доказать свою точку зрения. Папа-географ с любовью относился к таким праздникам и моим утрам в читальных залах библиотек. Мама и бабушка – с интересом, чем бы дитя ни тешилось. После смерти папы закончились страны и счастье, но не закончились места хранения памяти – музеи и библиотеки.
Мы с папой объездили все краеведческие музеи Дона. Во многих из них хранятся экспонаты, найденные моим отцом. Я не знаю, почему ему так важно было увидеть эти экспонаты в неестественной среде обитания, возможно, для него имело значение не увидеть, а показать – мне и моему брату. Развить в нас уважение к прошлому, внимание к настоящему, которое совсем скоро этим прошлым станет.
Я приезжаю в музеи Дона и смотрю на маркеры реальности, которую могу с трудом себе представить, – она очень древняя, доисторическая, дохристианская. Я стою – единственная – в историко-археологическом музее Азова около экспоната трогонтериевого, или степного, мамонта и – совсем как в детстве – поверить не могу, что он когда-то существовал. Шепотом переговариваются сотрудницы музея, уборщица – руки в длинных желтых перчатках – несколько раз заглядывает в зал, чтобы узнать, ушли ли посетители, точнее, одна, единственная, посетительница, – или она, эта уборщица, не успеет сегодня уйти домой пораньше. Мне хочется сказать каждому из них: «Просто дух захватывает, представляете?», но знаю, что никакой дух у них не захватывает, потому что они видят этого мамонта каждый день и эйфория случайной девушки вызовет у них только недоумение.
Я знаю, что сюда приезжают археологи из разных городов и стран, что они потом долго не могут отойти от возбуждения – почти полностью обнаружили останки степного мамонта и собрали их. Я знаю, что степной мамонт хранится в музеях других городов и стран – в музее Лиона во Франции, в геолого-палеонтологическом музее Университета Мюнстера в Германии, в палеонтологическом музее Одессы, в Государственном музее природы и человека в Ханты-Мансийске. А еще знаю, что только в Азовском музее-заповеднике сохранились – и были собраны – два скелета самца и самки мамонта.
У Марины Цветаевой есть очерк, который называется «Отец и его музей». Мы с ученицей его сегодня читали. Отец Цветаевой давно мертв, его музей – живее всех живых. Могила отца, в отличие от могил самой Цветаевой, ее мужа и сына, – существует. К ней – к этой могиле – можно прийти. Но логичнее прийти в музей – государственный, имени Пушкина. Там у меня были лучшие в жизни свидания и лучшие в жизни лекции – когда мы ходили туда всем курсом, были счастливы и влюблены – в свободу от институтского здания и в нежность, с которой преподаватели преподносили нам свои и чужие рассказы.
Отец Цветаевой был семидесятилетним, когда Марина и Ася еще не достигли совершеннолетия. Они поздние дети, они дети – не первые. У него была первая жена. Он женился на ней в сорок два года и любил ее – обладательницу профессионального сопрано и гостеприимства: в доме всегда было много гостей. Самая первая жена – молодая – умерла при вторых родах от горячки. Иван Владимирович скорбел и не верил, что когда-нибудь будет счастлив. На руках у него
